Дастур ал-Мулук (Назидание государям)

|Л 193а| Словом, пока судьба-притеснительница одержала над ним победу и мало-помалу вычерпала свежую и приятную воду из сада его жизни, прошло много дней. Поскольку божественное предопределение было таким, что, когда цветок счастья его (т. е. Каландар-бека) еще произрастал в саду мира, [волею всевышнего] зефир расставания принес благоухание разлуки отцу [Каландар-бека], его братьям и другим любящим его и друзьям. Пришел некий плохой лекарь и проявил усердие в его лечении, но смерть была лучше, чем средства того, [больному] было приятнее пить напиток смертного часа, чем [испытывать на себе средства] врачевания его (лекаря), поэтому всякий, кто смотрел на его лицо, не видел лика /Та 217/ исцеления.

Наконец та [обманчивая судьба], действуя как Фархад, [но] топором, [мягким] как мазь, сделала брешь в Бисутуне[299] жизни Каландар-бека, лекарь проколол ему бока, а смерть напала на крепость его жизни.

Когда мстительное небо проявило старую вражду и бросило камень бедствия в зеркальный дворец их спокойствия, всю ночь с сокрушенным сердцем они проливали горькие слезы, как горящая свеча; подобно мотыльку, они волновались за луч его красоты. Словом, они провели эту ночь таким образом, что состояние ужаленного змеей казалось легче и приятнее, чем их состояние, [хотя] ночь разлуки для самого [умирающего] была |Л 1936| днем соединения [с богом]. |Т 58а|

После того как они в таком положении /Та 218/ провели ночь, по злобе судьбы этот крупный жемчуг чистой воды они скрыли от взора людей в раковине земли, с сотнями глубоких скорбей предали чистой земле этот бадахшанский рубин. Язык судьбы для утешения сокрушенных горем людей произнес:

Стихи

Есть ли в этой страшной пустыне кто-либо,

Кто не был охвачен любовью, [влекущей за собою] гибель?
Часто меч судьбы оказывается острым,
Не отличает юношу от старца.

Услышав это увещевание, они поняли, что от розы красоты этого [Каландар-бека] отныне донесется лишь благоухание, выдающиеся способности его отразятся только в зеркале воображения, итак, им ничего не оставалось, кроме безысходности.

Поскольку длань терпения прибежища начальствования упомянутого [Аллаяр-бия] была сильной и нога выносливости его была твердой, он так скрывал боль разлуки [с сыном], что можно было заметить лишь высохшие губы /Та 219/ от тяжких вздохов, в сердце ночи запечатлелись только глаза, мокрые от его кровавых слёз. Когда в нем бурлило море любви к Калан-дар-беку, он не мог погасить огонь сердца валежником, корабль смущения его не мог выбраться благополучно из пучины сотрясения, поневоле боль своего сокрушенного горем сердца он выражал следующими стихами муллы Сайида:

Двустишие

О ты, ради кого жертвуют жизнью страстно жаждущие |Л 194а

| видеть [тебя], куда ты ушел, куда?В поисках тебя согнулся стан твоих друзей,
Ухо времени, словно колокольчик, наполнилось звуками, [зовущими] тебя,
Ты ушел туда, куда никогда не доносится звук.

Когда обстоятельства сложились таким образом, [поэт] пожелал, чтобы язык благоухающего амброй пера /Та 220/ распространил по миру тайны благоухания этого цветника, чтобы на страницах времени сохранился рассказ этого соловья о |Т 58б| благоухании той розы.

Стихи

Всякий раз, когда я думаю, [убеждаюсь], что в презренном мире

Доброе имя приобретается в течение [всей] жизни человека.

Дату его смерти можно вывести из этого кыт'а.

Кыт'а

Когда из этого мира ушел Каландар-бек,

Он накинул на себя одежду небытия,
Замолк его язык,
Никто не знает, чему научило безмолвие.
Я спросил у моего пера дату его кончины,
Разум промолвил: ”Та'рих (дата) [его] в словах
“Сжег сердце"”[300].

Важное событие