Дастур ал-Мулук (Назидание государям)

Огонь гнева прибежища эмирской власти [Гаиба Назар-бия] был сверкающим, как горн кузнецов. Словно горный поток гнева, спускающийся с гор терпеливости, где бы ни |Л 197а| ожидался ущерб другу от врага, он сам являлся [туда] и проявлял заботу [об устранении опасности], где бы ни скольили /Та 230/ ноги львов чащи сражения, приходил [туда] прибежище эмирской власти упомянутый [Гаиб Назар-бий] и проявлял стойкость.

Шадман-ходжа Накшбанди, который участвовал в этом благословенном походе, начертав в своем сердце картину победы и торжества [так же явственно, как] изображение на камне, ожидая [победы так же нетерпеливо], как игральная кость в воздухе, просил у духа шаха[307] Накшбанда раскрыть двери в шашдаре Ирака[308]. Закрыв чело храбрости щитом из тополя, сосредоточив все внимание на луке чистосердечности, |Т 61а| стрелами молитвы он все время попадал в цель. Когда молитвы просящего достигли цели принятия [богом], тот оставил в уголке невесту [своих] желаний, дугу лука [своих упований] направил на любовниц других, уединился /Та 231/ в келье красоты и больше не выпускал стрел из лука бровей, [повинуясь] намеку бровями упрямой вероломной красавицы.

В это время Аллаберди-бий сарай, который славился как проницательный умный человек, [возглавив] передовой отряд, стал щитом, [охраняющим] движение победоносного войска. В этот же день ранним утром при первой атаке он заставил распуститься бутон счастья от зефира победы, дерево счастья оросилось каплями победы, ветер счастья [Субхан-Кули-хана] |Л 197б| покрыл пылью позора лица презренных врагов. Блестящий меч прибежища эмирской власти [Аллаберди-бия] начертал такую картину победы на воде, что следы ее останутся на ковре времени. /Та 232/ Сверкающее копье прибежища начальствования в водах Бала-Мургаба зажгло такой огонь, дым от которого не перестанет выходить изо рта иранцев до дня воскрешения из мертвых. Отряды [осаждающих] из черни (аламан), которые, как ряд зубов сладкоречивых людей, все время сидели вокруг крепости [близко друг от друга], опоясавшись твердой надеждой [на победу], со смехом на устах рассказывали друг другу в виде цепи рассказов о горестном положении неразумных [осажденных].

Когда затрубила труба, [возвещающая о наступлении] утра, [осажденные] иранцы, [заткнув] уши ватой беспечности, начали пускать быстролетящие стрелы. Беспечные [жители], вскочив с постели самонадеянности, вскочив с теплого места, как [зерна] руты, покрыли пылью несчастья свое лицо, крепко затянув пояс надежды [на спасение], раскрыв глаза, похожие на свежий миндаль, [словно] увидев корову [или] осла, они прочли:

Стихи |Т 61б|

/Та 233

/ Я провел всю жизнь в любви к тебе, не имея утвари,Теперь, когда я свободен [от любви] к тебе, я приобрел домашнюю утварь.

Когда эти [осаждающие крепость люди], невоспитанные, совершенно необразованные[309], страдающие от жажды, с высохшими губами разговаривали друг с другом об этом [событии], в них усилился огонь жадности, пылкость воли, пламя силы этих беспокойных людей сожгли основу союза и договора военачальников, и они, подобно текучей воде, устремились к крепости презренных [людей] и, сделав брешь |Л 198а| в стене крепости нечестивых иранцев, вошли внутрь. Они протянули руку не только к имуществу, но и к женам и домочадцам [иранцев], один тащил мешок, наполненный золотом, другой осленка, одни приобретали домашний скарб, иные — дверные цепочки.

Стихи

Унесли все, что было в домах

/Та 234/ Из пищи под голубым сводом неба,
Бросали взгляд и на двери дома.
Уносили цепи, сжигали дверь.

Из-за войска [бухарцев] женщины, которые были подобны благовонию из бутона в саду иранцев, от ветра мятежа расцвели в розовом цветнике туранцев.

Месневи

В грабеже они проявили такую дерзость,

Что похитили родинки со щек красавиц.

Абдаллах-султан, который был правителем упомянутой крепости [Бала-Мургаб], узнав о наступлении мусульманского войска, запросил пощады и пошел [к Гаибу Назар-бию] стопами раскаяния и покаяния. Прибежище эмирской власти облачил в почетные одежды военачальников этого сбившегося с пути племени. Рука могущества [этого эмира], которая веревкой кротости легко вытаскивала из колодца беспечности правителей других крепостей и приводила [к себе], /Та 235/ завязала их арканом увещеваний.

Стихи

Одна за другой попали под его власть эти крепости,

Не осталось и следа от вражеского войска.