Давай любить друг друга

Мы с Виолеттой стоим в полном замешательстве. Я не знаю, о чем думает моя лучшая подруга, но почти чувствую, как ее боль со всего размаху вдруг бьет по мне. На мой взгляд, хуже всего не мысли об этой ужасной, постыдной тайне, связывавшей их все эти годы. Хуже всего – видеть, как она узнает свою дочь… и делает вид, что это просто какая-то незнакомка. Незнакомка, которую она родила. Незнакомка, которой она читала сказки на ночь. Незнакомка, которой она перевязывала разбитые коленки.

Я сразу же замечаю, что женщину встреча выбила из колеи: она дрожит и избегает взгляда Виолетты. Она уже собирается от нас отвернуться, чтобы мы даже не подумали к ней подойти, как вдруг раздается чистый и сдержанный голос Виолетты, удивляющий нас обоих:

– Я вышла из машины, чтобы сказать, что прощаю тебя.

Она медленно поворачивается, пристыженная и… грустная?

– Виолетта, пожалуйста…

– Я думала, что была готова.

Нас пожирает тишина, а мир вокруг продолжает кружиться. Мать и дочь смотрят друг на друга. Я наконец понимаю, что это плохая идея, что это ничем хорошим не кончится и что я не хочу, чтобы Виолетта снова прошла через весь этот ужас. И я уже собираюсь увести ее отсюда подальше, как вдруг она качает головой:

– Но я не могу. Не могу! Это выше моих сил. На самом деле… – Она задумывается, хмурясь: – На самом деле я тебя ненавижу.

Долгое время ее мать не двигается, но я вижу, что ее это задело. Виолетта отпускает мою ладонь – и это знак того, что она находит в себе достаточно силы, чтобы продолжать в одиночку. И я не могу не гордиться ею в этот самый момент.

Наконец женщина устало говорит:

– И тебе привет, Виолетта. Слышала, что ты приехала в Париж учиться. Я горжусь тобой…

Господи, она специально это делает? На мгновение ее лицо обволакивает бесконечная вина, и мне становится ее жаль.

– Мне грустно слышать, что ты меня ненавидишь. Не этого я хотела…

– А так и не скажешь, – возражает Виолетта с ноткой обиды в голосе.

– Ты поймешь, когда станешь старше, родная. Сейчас ты меня ненавидишь, но скоро осознаешь, что иногда женщина живет не той жизнью, какой хотела бы. Жизнь с тобой и твоим отцом была не для меня, понимаешь? Признаю, я должна была сделать это иначе. Но… я не могу повернуть время вспять.

У меня просто нет слов. Конечно, она была несчастна. Но разве это повод бросать свою дочь и оставлять ее отвечать за свои промашки?

– Я уверена, что твой отец уже оправился от этого, Виолетта. И ты тоже оправишься. Обещаю.

– Нет! – вскрикивает Виолетта, пугая мать. Моя подруга явно шокирована. По ее розовым щекам текут слезы, она взрывается: – Нет, нет и нет, черт возьми! Ты не можешь разрушить мое детство и бросить меня, а потом просто взять и сказать, что я оправлюсь от этого! Я НЕ оправлюсь. Однажды мне, быть может, станет лучше, но то, что ты со мной сделала, навсегда останется в моем сердце, понимаешь ты это, мама?! Потому что вот кем ты была: ты была моей мамой, и единственное, что от тебя требовалось, – это помочь мне вырасти. Но ты использовала меня в своих эгоистичных целях, а потом просто выбросила, как какой-то мусор. Можешь сколько угодно говорить, что ты была несчастна, что не любила папу, что тебе было за меня стыдно, мне плевать! Потому что прежде всего ты была матерью. И из тысячи и одного способа сбежать из своей скучной обыденности ты выбрала самый отвратительный.

– Виолетта… – тихо бормочу я, беря ее за запястье.

Эта женщина не стоит того, что Виолетта сейчас переживает.

Пока я обдумываю идею, как схватить ее на руки и силой затолкать в машину, она продолжает:

– И я очень рада, что пришла сюда сегодня и получила ответ на вопрос, которым мучила себя четыре года. Я думала, что дело было во мне, думала, что была причина, настоящая причина… Но нет! Просто ты законченная эгоистка. И поэтому я даже рада, что ты взяла и ушла. Я просто надеюсь, что однажды ты об этом пожалеешь, и надеюсь, что у этой девочки, – плачет она, указывая пальцем в сторону Лены, – будет такое детство, какого ты не дала мне.

Ее голос тонет в душераздирающих рыданиях. Я обнимаю ее за талию и вытираю слезы.

– Дорогая, пошли отсюда.

Услышав эти слова, ее мать, на глаза которой против ее воли навернулись слезы, смотрит на меня.

– Послушай своего парня, Виолетта! Ты моя дочь, и я тебя люблю. Но мое счастье было в другом месте.

– С любимыми людьми так не обращаются.

Я не мог не вмешаться. Это уже было чересчур. Сколько можно так однобоко реагировать на все, что говорит ей дочь? Виолетта сжимает мою руку и разворачивается, чтобы найти убежище в машине, бросив последний взгляд на убежавшую играть Лену.

Едва она успевает забраться на пассажирское сиденье, ее мать подходит ко мне.

– Ты, наверное, считаешь меня монстром, – говорит она, кривясь, – но я люблю Виолетту. Я гладила ее по волосам перед сном, я пела ей…

– Вам стоило любить ее сильнее.

На этом я не останавливаюсь и, пристально глядя ей в глаза, делаю шаг вперед: