Давай начнем все с начала (ЛП)

– Что ты готовишь, малышка? – воркующим голосом спрашивает ее Хлоя, придерживая рукой за талию.

– Сэндвич с яйцом, – щебечет Рори, чуть запинаясь о сложное слово.

– Как те, что готовит мамочка?

Рори счастливо кивает, и Хлоя целует ее в щеку, бормоча «как мило».

Люцифер, со своей стороны, не чувствует ничего милого. Его переполняет раздражение и различные эмоции, которых он попросту не понимает.

Он ощущает ревность, что просто нелепо, и нечто столь же собственническое, что еще более нелепо.

Ревность к Джеду – раздражающему отголоску из прошлого Хлои, на которого они имели несчастье наткнуться в магазине.

В глубине души он прекрасно понимает, что ему не о чем беспокоиться: Хлоя выбрала его – много лет назад и на все прошедшие с тех пор годы. В конце концов, она носит на пальце его гребаное кольцо и прижимает к груди его ребенка. Он наблюдал за тем, как она болтала с Джедом, укачивая Рори и переступая с ноги на ногу. Она просто проявила вежливость и решительно пресекла все бессовестные попытки флирта со стороны Джеда, но к тому времени, когда они вышли из магазина, Люцифер уже вне себя.

– Он с тобой флиртовал, – рычит он, но Хлоя лишь беззаботно смеется.

– И что с того? Я замужем за тобой, разве нет? Так что, к сожалению, мне от тебя никуда не деться.

Она дразнит его – ему это отлично известно, но все же…

– Он назвал тебя Вишенка Джейн.

– О, и это, конечно же, означает, что я должна тут же убежать с ним в закат, – саркастично бросает она, закатывая глаза. – Люцифер, ты мой муж и отец моего ребенка. Я люблю тебя… и только тебя. Тебе не о чем беспокоиться.

Он это знает – действительно знает.

И все же при воспоминании о том, как Джед касался ее руки, без обиняков предлагая ей сходить с ним куда-нибудь в память о прежних временах, у него глаза вспыхивают огнем. Он рычит и пытается взять себя в руки, плотно зажмуриваясь, однако жена все же замечает это внешнее проявление его гнева.

– Это тебя сильно беспокоит, да?

Он сглатывает и отворачивается.

– Не прячься от меня, – велит она, и, судя по тому, как близко раздается ее голос, она подошла вплотную к нему. – Не прячься от нас.

– Не хочу, чтобы она видела…

– Твое лицо? – с нотками потрясения в голосе заканчивает за него Хлоя. – Малыш, твое лицо – это часть тебя, часть ее. Тебе не нужно его стыдиться.

Он недоверчиво фыркает, потому что ему трудно избавиться от привычек длиной в жизнь – несколько жизней в его случае.

Он был почти раздавлен тем, что много лет назад она вернулась из Рима и не могла его принять.

Он определенно будет раздавлен страхом на лице дочери при виде его лица.

Но Хлоя кажется такой уверенной, полной веры в него. Так что он поворачивается и не только позволяет глазам вспыхнуть огнем, но и трансформирует лицо в испещренную глубокими зазубренными шрамами покрасневшую плоть.

К его, но не Хлои, удивлению, Рори только хихикает.

– Видишь? – с нежностью в голосе спрашивает Хлоя, покачивая ее на бедре. – Это все еще папочка. Просто… немного подгоревший.

Он фыркает, но чувствует, как по груди разливается приятное тепло, когда она передает ему Рори. Он прижимает ее к себе, все еще не до конца уверенный, что она не закричит и не расплачется, но она лишь принимается счастливо исследовать его лицо.

– Ты знаешь все на свете, да? – спрашивает он, и Хлоя широко улыбается в ответ, лучась от самодовольства.

– В том, что касается тебя, разумеется, – отвечает она и наклоняется для поцелуя, не обращая внимание на его дьявольское лицо. – Я твоя, Люцифер.

– Моя, – повторяет он, и это слово пробуждает что-то примитивное и собственническое в глубине его души.

Она закусывает нижнюю губу, и в ее глазах вспыхивает желание. Он возвращает себе привычное человеческое лицо и проводит большим пальцем по ее губе, высвобождая ее из захвата зубов.

– Я тоже твой, – отзывается он с легкой хрипотцой в голосе и обещает показать ей насколько, когда Рори уснет.

А сейчас Хлоя выглядит сбитой с толку и немного нервничающей, и его охватывает отчаяние вперемешку с тревогой.

– Извините, – бормочет он, поспешно ретируясь на кухню.

Там он склоняется над раковиной, так сильно вцепляясь в края, что фарфор жалобно скрипит и начинает покрываться трещинами.

– Что ты делаешь? – В голосе явно последовавшей за ним Рори слышно осуждение.

Он вздыхает, выпрямляется и устало проводит рукой по лицу. Повернувшись, он без всякого удивления видит на ее лице гнев.

– Вернись туда, – велит она.

– Зачем? Это не она.

Вспышка ярости в темных глазах Рори подобна молнии.

– О чем ты? Конечно же, она.

– Она не моя жена.

Его жена приняла его – все темные, искореженные, уродливые аспекты его личности, что он сам не мог принять – не только крылья, но и дьявольское лицо.

Его жена знала его. Его жена любила его.

– Пап, конечно же, это она.

– Я не могу снова через это проходить, Аврора, – бормочет он, прижимая основания ладоней к глазам. – Просто не могу.

Они вернулись к самому началу, так что вся боль, весь страх и все страдания от непринятия у них еще впереди.