Давай начнем все с начала (ЛП)

− Что ж, − продолжает он, − хорошо. Если ты можешь принять меня… это все, что имеет значение.

Она накрывает его ладонь своей. Прошлой ночью она так нежно касалась его лица в том ангаре и не менее нежно касается и сейчас. Ее кожа прохладная на ощупь, однако прикосновение обжигает.

− Я могу, − обещает она, – и принимаю. Я смотрю на это как на… второй шанс.

Он отворачивается от нее, но не отнимает руку. Подняв стакан, он отпивает виски, с удовольствием ощущая, как он обжигает ему горло.

Он снова переводит на нее взгляд и видит исполненное искренности выражение у нее на лице.

− Мне жаль, − с трудом выдавливает она.

Ей не нужно уточнять, за что она извиняется – это более чем очевидно.

«Мне жаль, что я причинила тебе боль».

− Знаю, − отвечает он, − мне тоже.

В конце концов вина лежит и на нем. Он сбежал в Вегас, оттолкнув ее, и погрузился с головой в самобичевание и чувство вины.

Вновь воцаряется молчание, пока он его не нарушает, сказав:

− Думаешь, он вернет ее? Свою жену?

«Тебя».

Она сглатывает и слегка пожимает плечами.

− Не знаю.

Он кивает, но есть кое-что, что она наверняка знает.

− Что Малькольм имел в виду под «когда все остальное обратится в прах»?

В ее глазах он видит понимание. Она убирает руку, и он ощущает боль от потери контакта; желание притянуть ее обратно настолько сильное, что у него даже пальцы чешутся.

Она достает из кармана джинсов кольцо и с тихим звоном бросает его на барную стойку. Люцифер медленно поднимает его и осторожно поворачивает.

− Посмотри на надпись.

Он подчиняется.

− На его кольце написано «наша любовь останется неизменной», − поясняет она.

− Какими же сентиментальными глупцами мы стали, да?

Она издает смешок, но ее глаза подозрительно блестят. Он снова переводит взгляд на кольцо, пытаясь уложить в голове тот факт, что это он подарил его ей – подарит его ей. Он думает о выгравированной на нем фразе и ее неизбывности, а также о том, насколько она правдива для другого Люцифера. Он думает о том, насколько сильно он влюблен в свою жену, даже двенадцать лет после ее исчезновения.

Он думает о том, что понимание этого должно даваться ему с трудом, однако это вовсе не так.

Он вспоминает свои попытки понять желание быть с одним и тем же человеком чаще одного раза. Он помнит, как смотрел на жалкое подобие мужчины – того, кто построил империю на объективизации женщин, неся какую-то чушь про волков и пушистых зайчиков – и спросил: «И четыре месяца спустя ты все еще хочешь быть с ней?»

Он думает, что не понимал этого, но, может, это не так. Может, в глубине души он был так удивлен внезапным изменением в личности Карвера, потому что знал, что четырех месяцев с Детективом было достаточно – достаточно, чтобы понять, что она ему дорога, и достаточно, чтобы понять, что он не хотел никого другого.

Раньше он не мог представить себе жизнь с ней – с кем-либо вообще. Теперь же он не может представить что-то иное.

Принятие этого факта оказывается не таким ужасающим, как он предполагал. Уж точно не в сравнении с мыслью о ее утрате - с тем, как он потеряет ее в будущем. Он не хочет проходить через эту боль, с которой другой он прожил так долго. Тянущие его к земле оковы в виде всех причин, по которым он считает себя недостойным, вдруг спадают при осознании этого простого факта.

Он поджимает губы и строит мрачную гримасу. Допив свой виски, он издает покорный вздох и бормочет:

− Я люблю тебя. Хотел бы не любить… но люблю.

Он скорее чувствует, чем слышит ее судорожный вздох. Он чувствует его, потому что они связаны и всегда были.

Когда он набирается смелости, чтобы снова заглянуть ей в глаза, то видит, что они наполнены слезами.

− Не нужно этого хотеть, − просто шепчет она.

***

− Наш первый поцелуй был у воды, − бормочет Люцифер, смотря на разбивающиеся о берег волны, а потом добавляет, поворачиваясь к Рори: − Наш с твоей матерью.

Она улыбается ему.

− Интересно, а где будет их?

Он задумчиво хмыкает и тоже принимается об этом размышлять. Его появление ускорило развитие их отношений, подразумевая, что все случится раньше. Их поцелуй, скорее всего, произойдет где-то в другом месте. Как и их первое признание в любви. Как первый раз, когда они займутся сексом.

Когда – если – они заведут ребенка.

Он снова переводит взгляд на Рори, осматривая ее с головы с копной темных волос, унаследованных ею от него, до одежды в готическом стиле, вкус к которой у нее явно появился благодаря матери и снимкам, на которых она росла. Что бы ни происходило сейчас с Хлоей, вне зависимости от того, вернет он ее или нет, ему хочется, чтобы Рори кое-то узнала.

− Мне жаль, − с тяжелым сердцем произносит он. – Мне так жаль.

Она берет его ладонь в свою и сжимает.

− Тебе не о чем сожалеть, − горячо настаивает она. – Никто не должен извиняться за стремление быть счастливым… а счастливым тебя делает мама.

− Ты тоже, − настаивает он. – Я уже говорил, что для меня нет ничего важнее тебя. Если мы не сможем вернуться, и я подверг тебя опасности…

Рори снова сжимает его ладонь и поворачивается к нему лицом.

− Не подверг, я в порядке. И, что еще важнее… мама в порядке.