Давай встретимся в Глазго. Астроном верен звездам

— Пожалуй, вы расскажете мне об этом в следующий раз. Не стоит искушать судьбу.

— Да, да, вы правы. Так вот, вы выйдете из города здесь… — Он чертил кратчайший путь щепочкой по влажной от росы земле. — Тут железнодорожное полотно. Переходить его опасно. Лучше идти параллельно. Вот так… Вы голодны?

— Я объел целый куст малины. Благодарю за всё. Каска — бесполезна, но бинокль вы можете продать. Хороший Цейс.

До рокового железнодорожного полотна не дошел. На окраине города его задержал немецкий солдат.

— Стой! — уперся дулом автомата в живот. — Кто есть? — спросил по-французски.

— Солдат. Иду домой, — ответил Жан по-немецки. Немец провел рукой по одежде Жана и вытащил из заднего кармана брюк пистолет.

— Откуда пистолет?

— Подобрал в городе… Ну, на всякий случай.

— Я вас взял в плен. Придется возвратиться. А где ваш дом?

— На юге.

— Гм… Тогда, пожалуй, пойдем вместе. Но помните, я взял вас в плен. — Вывел из-за дома велосипед и пошел рядом с Жаном.

Глубокая тишина. Звезды над головой. Спящие деревни. Так прошли километров восемь-девять. Вдруг немец забеспокоился:

— Понимаете, я опаздываю. Должен ехать на велосипеде.

— Но не могу же я бежать следом за вами!

— И не нужно. Идите сами. Я же вас обезоружил. — Вскочил на велосипед и крикнул уже издалека: — Помните, в плен вас взял Людвиг Густав Гешке — фельдфебель.

— Постараюсь не забыть, — пообещал Жан. Он улыбался. Вот и пронесло!

Шоссе Париж — Лион. На обочине валяются приведенные в негодность велосипеды. Жан выбрал лучший, но без седла. Использовал свернутый пиджак и в дальнейший путь тронулся уже на «собственном коне». Вспомнил д’Артаньяна, гарцующего на мерине неправдоподобно желтой масти. На шоссе было тесновато от стремительно накатывавшейся на юг немецкой техники. Жан решил уступить ей «бровку» и взял чуть восточнее — на боковые дороги. Не было ни документов, ни денег, ни еды. Каждая встреча с гитлеровцами могла бы кончиться катастрофой. Но судьба была по-прежнему благосклонна к Жану. Он добрался до Роанна, и хотя немцы обогнали его примерно на час и уже были в городе, Жан благополучно из него выбрался и помчался в Бальбини. И когда уже виднелись родные крыши — уф, кажется, я уже дома, — его задержал немецкий патруль. «Ну вот я и в плену, — успел подумать Жан, — не хватило одного километра!» Но опять выручил то ли немецкий язык, то ли остаточные явления «странной войны». Задержавший его немецкий офицер не потребовал документов и, узнав, что дом Жана совсем рядом — «Видите, господин обер-лейтенант, эту крышу? Нет, чуть правее… Вон там… Это мой дом!» — окинул его критическим взглядом и изрек: «Что ж, отправляйтесь». Очень худой бородатый человек, в одной грязной рубахе, на велосипеде без седла, по-видимому, не показался тогда немцу опасным для рейха. Если бы он только знал, какие неприятности доставит в недалеком будущем этот бродяжка фашистским оккупантам! Впрочем, не знал этого и сам Жан, полагавший, что для него, как лейтенанта французской армии, война уже кончилась…

— Все это поведал мне Жан, когда мы встретились в Париже, — продолжал Пьер свой рассказ. — Был ноябрь тысяча девятьсот сорокового года. Париж изрядно подтянул живот и вздрагивал от холода. Но жить еще было можно. Нас, докторантов, собралось человек десять. По инерции нам еще выплачивалась стипендия, и мы кое-как сводили концы с концами. Жан засел за свою диссертацию по Белинскому. Написал несколько глав: «Бакунин и Белинский», «Станкевич и Белинский»… Что-то еще. Жаловался, что трудно сосредоточиться. Я понимал его. Ведь и мои свидания с Монтенем были скоротечны и не приносили удовлетворения. В комнате мы соорудили печурку из рифленого железа и, бросив в нее два-три куска угля, часами просиживали возле нее, грея руки и обсуждая судьбу Франции, а заодно и нашу. Наивные слепые щенки! Нам казалось, что мы сможем просуществовать, как советует отец Кьеркегор, спрятавшись от действительности за страницами своих диссертаций. Как-нибудь всё образуется, устроится… Мы с надеждой вглядывались в рыжий узор Эйфелевой башни. Она, как и прежде, вздымалась над Марсовым полем. Всё образуется… Без нас и помимо нас?! Увы, нельзя оказаться в будущем, минуя настоящее. Его не перепрыгнешь, как ограду фруктового сада, принадлежащего соседу. Короче, мы запрятали свои неоконченные диссертации в долгий ящик и стали кое-что делать. Собирали и передавали продукты интернированным англичанам. Помогали их детям. Давали уроки. Рассказывали правду о том, что делается в мире. И всё еще не сознавали, что только теперь для нас начинается война, в которую мы вступили как добровольцы. И тут на нашем горизонте появилась Жаклин, которую вы, кажется, знаете.

— Еще бы! — воскликнул Дмитрий. — Но это как в романе! Значит, Жан и Жаклин опять с нами.