Тем летом Бурлюк «писал этюды сада, степи, кукурузных полей, луж после проливных дождей», а Маруся, сидя под мольбертом, в тени холста, читала ему вслух «толстую книгу об искусстве» — так она будет делать ещё много лет. В свободное от живописи время Давид Бурлюк писал стихи, Николай Бурлюк писал тем летом роман, в котором «дамы путешествовали по степям в карете, ведя разговоры». Володя Бурлюк ухаживал за немецкой хуторянкой Эммой из Британов — туда, на берег Днепра, ездила вечерами купаться вся молодёжь, и Маруся оставалась дома одна с Давидом Фёдоровичем: «И дом, такой гулкий, шумный от многих голосов… прислушивался столетне к тяжёлым неверным шагам высокого старика с перекошенным лицом от вяло опустившейся в левой части рта губы».
Летом 1913-го Давид Бурлюк готовил к печати сразу три футуристических сборника: «Дохлая луна», «Затычка» и «Молоко кобылиц». Как раз во время появления на свет Додика «в Херсон получился из Каховки ящик с 500 экземплярами 1-й “Дохлой луны”. А когда Маруся ещё лежала после родов в постели, на её кровати сушились ручные офорты “Молока кобылиц”, к печатанию коего сборника только приступили. Начали печатать “Затычку”. Мной были приготовлены к печати и сданы в набор этой же осенью: Хлебников. Творения. I-й и II-й тома. Всё это печаталось в Херсоне», — вспоминал Бурлюк.
С датами выхода из печати этих сборников, которые были обозначены как сборники футуристов «Гилея», произошла путаница. «Затычка» со стихами Давида и Николая Бурлюков и Велимира Хлебникова, хоть и была отпечатана позже «Дохлой луны», раньше прошла цензуру и раньше поступила в продажу. Именно в «Затычке» Бурлюк стал шрифтом выделять в стихотворениях «лейт-слова» — и это станет началом «типографского» футуризма, который вскоре доведёт до совершенства Василий Каменский.
Сборник «Дохлая луна» был отпечатан в Каховке ещё в августе, но долго проходил цензуру — Бурлюк писал Матюшину, что его «рвут». Он был зарегистрирован «Книжной летописью» только 1–8 января 1914 года. При подготовке сборника Бурлюк писал Маяковскому: «Милый и славный Владимир Владимирович! По получении сего письма прошу — умоляю!!! Выслать — сей день же!!! Стихи Ваши… Уже всё готово для печати и только жду Ваших стихов. Садитесь, пожалуйста, если Вы сколько-нибудь помните о моём существовании и что осенью приеду в Москву — пишите-перепишите и, не откладывая, сей день отправляйте мне». Письмо в очень характерном для Бурлюка стиле! Спустя два года после знакомства они с Маяковским ещё на «вы».
В сборнике «единственных футуристов мира» были опубликованы стихотворения Лившица, Кручёных, Маяковского, самого Давида Бурлюка, стихи и проза Велимира Хлебникова и Николая Бурлюка. Открывала сборник теоретическая статья Бенедикта Лившица. Что касается «Молока кобылиц», то он и вовсе зарегистрирован в «Книжной летописи» в феврале 1914-го и включал в себя, помимо стихотворений Давида, Николая Бурлюков, Лившица и Хлебникова ещё стихи Василия Каменского и даже Игоря Северянина.
Лето 1913-го было последним, проведенным семьёй Бурлюков в Чернянке. После третьего удара Давид Фёдорович уже не смог работать. Марианна вспоминала, что управляющий имениями графа Мордвинова, Измаильский, выплатил ему 10 тысяч рублей отступных, что позволило вскоре купить усадьбу в подмосковном Михалёве. Кроме этого, детям Давида Фёдоровича несколько лет выплачивали стипендии — девушкам по 50 рублей в месяц, юношам по 40 рублей. Стипендию в течение года получал даже Давид.
Всю последующую жизнь Бурлюки и их друзья вспоминали Чернянку как райское место. Например, в 57-м номере «Color and Rhyme» опубликована его картина «Жизнь в Чернянке», написанная в 1960 (!) году.
В начале сентября Давид Бурлюк вернулся в Москву, чтобы вновь броситься в бой за новое искусство. Уже 6 сентября они с Малевичем отправили Михаилу Матюшину письмо, в котором упоминали о будущей постановке в Петербурге трагедии Владимира Маяковского. Столичная жизнь бурлила. 14 сентября Михаил Ларионов, Наталья Гончарова и поэт Константин Большаков впервые прогулялись по Кузнецкому мосту с раскрашенными лицами, а вскоре Ларионов и Илья Зданевич опубликовали манифест «Почему мы раскрашиваемся». Эту моду очень быстро подхватили не только многие другие российские футуристы — она стала популярной и в Париже.
Начиная с октября «Гилея» устроила в Москве несколько поэтических выступлений, открыв сезон 13 октября «Первым в России вечером речетворцев». В первом отделении анонсировался доклад Маяковского «Перчатка», во втором — Давида Бурлюка «Доители изнурённых жаб». Декорации были оформлены Давидом Бурлюком, Малевичем, Маяковским, Львом Жегиным и Василием Чекрыгиным. Однако Давид Бурлюк не смог присутствовать на вечере, и его доклад прочёл Николай. Алексей Кручёных выступил с докладом «Слово». На этом вечере случилось неожиданное — вместо привычного свиста и улюлюканья публика встретила выступления футуристов… аплодисментами.