«1 октября кончилась моя военная служба: награждённый ефрейторской нашивкой и знаком за отличную стрельбу, я был уволен в запас. Ехать в Киев мне не хотелось, я решил пожить немного в Петербурге и поселился у Николая Бурлюка на Большой Белозерской. Он лишь недавно возвратился с Безвалем из Чернянки, и их студенческая квартира напоминала собой кладовую солидного гастрономического магазина: снаряжая младшего сына и будущего зятя в голодную столицу, Людмила Иосифовна всякий раз снабжала их съестными припасами на целый семестр.
Мы ели домашние колбасы толщиной с ляжку взрослого человека и вели бесконечные разговоры об искусстве, которых не стенографировал секретарь “Гилеи” Антоша Безваль. Самое странное было то, что на узких железных кроватях, на которых мы долго валялись по утрам, лежали единственные в мире футуристы».
Недолго побывший эгофутуристом поэт Георгий Иванов оставил довольно язвительные воспоминания о петербургском быте футуристов:
«Футуристы с утра пили водку — кофе в их коммуне не полагалось. Прихлебывая “красную головку”, стряхивали папиросный пепел в блюдо с закуской. Туда же бросались и окурки. Кручёных, бывший по домашней части, строго следил за этим. Насорят на пол — приборка. А так — закуску съедят, окурки в мусорный ящик, и посуда готова для обеда. За “кофе” толковали о способах взорвать мир и о делах более мелких. Как-то Хлебников ночью связал по ногам и рукам спящего Давида Бурлюка и хотел его зарезать; перед сном они поспорили о славянских корнях. Кручёных совещался, что ему “читать” на предстоящем вечере — просто ли обругать публику или потребовать на эстраду чаю с лимоном, чай выпить, остатки выплеснуть в слушателей, прибавив: “Так я плюю на низкую чернь”.
Коммуна была за лимон. Потом шли по делам — занимать деньги у доктора Кульбина, покровителя футуристов, подбирать обложку для “Садка судей” под цвет Исаакиевского собора, требовать интервью с “Игрушечной маркизой” — в журнале для женщин. Давид Бурлюк, мозг школы, оставался дома, готовился к лекции о Репине. Он надевал куцый сюртук, сжимал в огромном кулаке крошечную лорнетку, вращал одним глазом (другой был вставной) и перед зеркалом репетировал вступление:
— Репин, Репин, нашли тоже — Репин. А я вам скажу (рычание), что ваш Репин… — Тут он делал привычное движение локтем в защиту от апельсинов и сырых яиц. Потом, церемонно кланяясь, выходил читать “на бис”:
В воспоминаниях Иванова быль тесно перемешана с вымыслом; другой поэт, футурист и позже имажинист Рюрик Ивнев в своих воспоминаниях о Маяковском охарактеризовал самого Иванова так:
«Был среди нас и Георгий Иванов. Это эпигон, хотя и был очень способным поэтом. В 1928 году он издал в Париже воспоминания. Это сплошная выдумка и невероятная чепуха».
Уже 16 ноября Маяковский и Бурлюк вновь выступали в Петербурге, на Высших женских курсах, причём во втором отделении приняли участие эгофутуристы: Игорь Северянин, Василиск Гнедов, Рюрик Ивнев и Дмитрий Крючков. 20 ноября члены «Гилеи» выступили на общегородском вечере «Поэты футуристы», где Маяковский прочёл в числе прочих и стихи своих друзей, среди которых был и «Каждый молод, молод, молод». Давид Бурлюк по привычке обругал критиков — «газетных пачкунов». Маяковский и Кручёных в этот период активно готовились к постановке спектаклей футуристического театра, задуманным и осуществлённым «Гилеей» совместно с «Союзом молодёжи». В начале декабря в театре «Луна-парк» были поставлены трагедия «Владимир Маяковский» и опера Кручёных «Победа над солнцем». Удивительно, но Давид Бурлюк не принимал участия в оформлении спектаклей. Они оказались убыточными для многолетнего мецената «Союза молодёжи» Левкия Жевержеева, и он не выполнил в полном объёме своих финансовых обязательств. В результате Алексей Кручёных разругался с ним (из-за 20 рублей), что привело к распаду блока «Гилеи» и «Союза молодёжи» сразу после спектаклей, в том же декабре 1913 года.
Тем временем в Петербурге проходила очередная выставка «Союза молодёжи», на которой в числе прочих были представлены работы Давида и Владимира Бурлюков. Критики называли Давида «вождём всей этой молодёжи» и привычно высмеивали работы Владимира. Тем не менее одна из работ Давида была куплена. Эта выставка стала у «Союза» последней.
Той осенью работы Давида Бурлюка были показаны также на выставках «Der Sturm» в Берлине и ряде выставок в Москве: «Современная живопись», на IV выставке картин «Московский салон», III выставке картин «Свободное творчество» и на 35-й юбилейной выставке картин учащихся Московского училища живописи, ваяния и зодчества. На всех московских выставках Бурлюк показал реалистические вещи — теперь уже этот факт вызвал насмешки критики. Он проиллюстрировал также целый ряд сборников, выпущенных Алексеем Кручёных под маркой «ЕУЫ».