<…> Мы и весной тринадцатого года не называли себя футуристами, напротив, — всячески открещивались от юрких молодых людей, приклеивших к себе этот ярлык: предисловие к “Садку Судей” говорило об этом достаточно красноречиво. Нам нравился территориальный термин “гилейцы”, не обязывавший нас ни к чему. Но Гуро и Матюшин, не вошедшие по случайным причинам в содружество, образованное нами в Таврической губернии, отказались проставить на своём издании слово “Гилея”: оно впервые появляется как групповое обозначение лишь на титульном листе третьего сборника “Союза Молодёжи”, общества петербургских художников, с которым мы заключили тесный блок».
Однако в сезоне 1913/14 года Бурлюк осознал, что раз уж всех новаторов стали называть футуристами, это движение лучше возглавить. Всю оставшуюся жизнь он будет гордо носить звание «отца российского футуризма».
«Футуризм не школа, это новое мироощущение, — писал он в своих «Фрагментах из воспоминаний футуриста». — Футуристы — новые люди. Если были чеховские — безвременцы, нытики-интеллигенты, — то пришли — бодрые, не унывающие… И новое поколение не могло почувствовать себя творцом, пока не отвергло, не насмеялось над поколением “учителей”, символистов».
В пропаганде новых идей важно было достучаться до как можно большей аудитории. Выставки с этой задачей не справлялись. Поэтому число диспутов, выступлений и новых сборников росло лавинообразно.
Выступление Волошина и Бурлюка на диспуте 12 февраля было воспринято многими как «издевательство» над признанным патриархом Репиным, хотя ничего издевательского ими сказано не было — более того, именно Репин сам был зачинщиком скандала. Всего через два года Давид Бурлюк с Василием Каменским побывают у Ильи Ефимовича в гостях, в его знаменитых «Пенатах», и Репин будет рад, что футуристы приехали к нему как «равные к равному». А в феврале 1913-го газеты печатали гневные письма с выражением негодования поступком Волошина и Бурлюка, призывом к бойкоту «бубновых валетов»; футуристам ясно дали понять, что они находятся в положении изгоев. И если газета «Утро России» взяла пытавшегося объясниться Волошина под свою защиту, то Бурлюку досталось больше всех — там же написали о «нападках на Репина больных Бурлюков». Давиду даже пришлось опубликовать в свою защиту «Открытое письмо русским критикам».
На втором диспуте «О современном искусстве» (24 февраля) выступили художник и журналист Виктор Савинков, который читал доклад Ивана Аксёнова, и снова Давид Бурлюк — с докладом «Новое искусство в России и отношение к нему художественной критики». Зал был, как всегда, переполнен, но ожидаемого скандала поначалу не получилось — оба лектора были сдержанны. Всё началось во время прений. Владимир Маяковский, например, отругал «валетов» за их консерватизм, сказал, что Репин — такой же художник, как Волошин — поэт, и призвал взорвать динамитом все музеи. Бурлюк с Маяковским заранее распределили роли, чтобы взвинтить накал дискуссии.
В марте Георгием Кузьминым и Сергеем Долинским был издан тиражом 1100 экземпляров сборник «Требник троих». Название оставило в недоумении многих — ведь авторов было больше. В сборник вошли стихи Давида и Николая Бурлюков, Владимира Маяковского, Велимира Хлебникова и рисунки сразу трёх Бурлюков — Давида, Владимира и Надежды, а также Маяковского и Татлина. Хлебников счёл сборник «бледным», он не понравился ему и по другой причине, о которой написал Бенедикт Лившиц:
«Только что вышел «Требник троих» (собственно “Требник четырёх”, ибо если даже не принимать в расчет Владимира Бурлюка и Татлина, иллюстрировавших сборник, то Давида и Николая никак нельзя было объявить одним лицом). В этом сборнике Николай Бурлюк среди прочих своих вещей напечатал два стихотворения, из которых одно начиналось так:
а другое:
— Кто дал ему право, — возмущался он, — навязывать мне поступки, которых я не совершал? Как смеет он подсказывать мне рифму, которой я, быть может, не хочу пользоваться? Это говорилось не шутя, а с явной злобой». Вадим Шершеневич, который буквально через полгода начнёт сотрудничать с «гилейцами», написал о том, что Хлебников в сборнике «скучен и бесцветен», а Бурлюк «просто бездарен», но при этом похвалил Маяковского.