Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

«Окрестное башкирское население оказывало мне исключительное гостеприимство», — вспоминал Бурлюк. «Картины, которые во время наступления зоны боёв были мной оставлены в Буздяке… башкирами были сохранены, и в настоящее время сто семь картин находятся в Уфимском художественном музее, а тридцать пять картин, “представляющих местный интерес”, виды окрестностей Буздяка и типы жителей-башкир (из протокола) взяты и украшают башкирский народный дом в селе Буздяк (целы ли они — вопрос…). Фотографии с “Бочки Данаид”, “Опоздавшего Ангела Мира” и других были сделаны фотографом Яровым (теперь в Южной Америке), и их увёз с собой в Америку Оливер Сэйлер. Судьба картин мне неизвестна. “Опоздавший Ангел Мира” назван Оливером Сэйлером (известным американским критиком) гениальной картиной, отображающей бедствия, страдания трудовых народных масс России, катившейся к Великому освобождению из всех этих ужасов бездны человеческих горя и страдания к Красному Октябрю. <…> Оливер Сэйлер в своей книге “Россия” (1919 год, Бостон, С. Шт.) считает эти картины единственно значительными для искусства России перед временем Красного Октября».

И вновь удачливый Давид Давидович встретил нужного человека в нужное время. Именно благодаря тому, что Оливер Сэйлер в своей книге «Россия Белая или Красная» упомянул его имя, Бурлюк смог получить в Японии американскую визу и перебраться в США.

«В любом городе в кратчайший срок Бурлюк обзаводился знакомыми. В отличие от Маяковского он обладал поразительной приспособляемостью. Он извлекал нужных людей, заготовлял их впрок для использования», — вспоминал Сергей Спасский, познакомившийся с трио кубофутуристов ещё во время их выступления в Тбилиси в 1914 году.

Слова Бурлюка о том, что именно Красный Октябрь освободил народ России от ужасов горя и страдания, во многом объясняют и дальнейшие действия самого Давида Давидовича, и его политическую позицию. Ему, избежавшему ужасов революции и Гражданской войны, советская власть действительно ещё долго представлялась властью гуманной и передовой.

Интересна судьба картин, оставшихся в Башкирии. В 1923 году Давид Давидович опубликовал в нью-йоркской газете «Русский голос» под псевдонимом Филк заметку «Картины в избах башкир». В ней он писал о том, что весь свой трёхлетний труд оставил в городе Уфе, а половину сдал на хранение башкиру Абдульменеву, у которого проживал. «Теперь Давид Бурлюк обратился через Уфимский Художественный Музей, где хранятся сто пятьдесят картин, оставленных им в городе Уфе, относительно истребования из башкирской деревни остальных 80 картин», — пишется в заметке. «Давид Бурлюк получил любопытные подробности о поездке хранителя Уфимского Художественного Музея Башкирск. республики т. Чердынцева в Белебеевский уезд за находящимися там картинами. Товарищу Чердынцеву удалось получить для Уфимского Художественного Музея всего лишь 20 из восьмидесяти картин, ибо на сходе, специальном собрании по приезду т. Чердынцева жители села постановили, что все виды окружных мест, имеющиеся среди картин Давида Бурлюка, являются их собственностью и должны сохраняться, как общественное достояние, на стенах народного дома башкирского поселения. Кроме этих картин, на которые хранитель картин Чердынцев выдал особую бумагу — известное количество холстов сохраняется в избах местного населения.

Башкиры тщательно оберегают русского художника, гостившего у них; владетели художественных произведений гордятся тем, что у них имеются картины известного Д. Бурлюка, находящегося сейчас в далёкой Америке».

Чердынцеву отдали только картины футуристического и символистского направления — портреты и пейзажи сельчане предпочли оставить у себя. Попытки Давида Давидовича добиться от музея высылки работ ему в США успехом так и не увенчались.

В феврале 1931 года Юлий Блюменталь писал Бурлюку о том, что его картины, помимо Уфы, остались в Буздяке и Златоусте.

Вообще с точным количеством картин, написанных и оставленных Давидом Давидовичем в Башкирии, существует путаница. 11 мая 1917 года он писал из Буздяка Андрею Шемшурину, что у него имеются «300 шт. новых» картин. 8 октября того же года он писал тому же Шемшурину: «Я сей год 2 уже ничего, кроме живописи, не делаю. Всего я написал 250 холст». Во втором номере берлинского журнала «Новая русская книга», в своей статье «Литература и художество в Сибири и на Дальнем Востоке (1918–22 г.)» Бурлюк писал о том, что он «бросил свой трёхлетний труд в 250 картин на станции Буздяк… и в городе Уфе (100)». А уже в США, в сборнике «Энтелехизм», он писал о 107 картинах в Уфе и 54 — в народном доме села Буздяк. Обычная для Давида Давидовича путаница.

Безусловно, он хотел, чтобы плоды его трёхлетнего труда оказались у него. Однако это было невозможно. Утешением служило то, что работы сохранялись в музеях. «Все картины, написанные в Башкирии, сейчас находятся в музеях Уфы, Сатки, Миасса и села Буздяк. В 1917 устроил выставку (кроме Уфы) — в Самаре (купили две картины для музея)», — писал Бурлюк в «Лестнице лет моих».