Читаем Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения полностью

Однако в 1953 (!) году в Уфимский художественный музей (сейчас — Башкирский Национальный художественный музей имени Нестерова) прибыла комиссия по проверке фондов, основной целью которой была борьба с «формализмом». Борьба заключалась в варварском уничтожении картин. Сколько их было уничтожено — никто уже не скажет.

Сейчас из более чем двухсот работ, написанных Давидом Давидовичем в течение неполных трёх лет в Башкирии, в двух уфимских музеях хранятся пятьдесят. В большинстве своём они поступили из Уфимской художественной студии (в 1919 году) и деревни Буздяк (в 1923-м). Тридцать семь из них — в Башкирском Национальном художественном музее, это самая крупная коллекция живописи Давида Бурлюка в российских музеях. Заместитель директора музея, Светлана Владиславовна Игнатенко, влюблённая в Бурлюка и организовавшая в 1994 году первую в России выставку его работ из музейных собраний, показала мне не только работы самого Давида Давидовича, но и находящиеся в хранилище пейзажи Людмилы Иосифовны Михневич: «Пороги», «Водопад», «Железнодорожное полотно». Это работы не дилетанта, но зрелого художника. Недаром незадолго до смерти, уже живя вместе с Надеждой Бурлюк и Антоном Безвалем в Средней Азии, она в письмах младшей дочери Марианне сетовала на то, что у неё нет возможности заниматься любимым делом — живописью…

Ещё тринадцать работ, переданных в 1920-х в Национальный музей Республики Башкортостан (тогда он был Музеем народов Востока), спасло то, что это портреты местных жителей, представляющие этнографический интерес. Долгие годы эти работы находились в музейном хранилище. Год назад директор музея, Марат Минигалеевич Зулькарнаев, любезно позволил мне с ними ознакомиться. Ещё три работы, переданные из Уфы, хранятся в Златоустовском краеведческом музее.

Но мы опять забежали далеко вперёд. Осенью 1915 года Давид Бурлюк не мог и предположить, что спустя всего семь лет окажется в Нью-Йорке. В 1915-м его гораздо больше волновал вопрос лидерства в уже добившемся определённого признания русском авангардном искусстве.

Давид Давидович, безусловно, лукавил, когда писал Каменскому о том, что искусство в Москве теперь не в центре внимания. Конечно же, война изменила настроения и сместила акценты, но, несмотря на то, что многие «левые» находились в провинции, активная художественная жизнь в столицах не прекращалась. По понятным причинам Бурлюк участие в ней принимал минимальное. В сезоне 1915/16 года единственной выставкой, на которой были показаны его работы, стала «1-я летняя выставка картин», организованная «Товариществом независимых» в петроградском Художественном бюро Добычиной (май — август 1916-го).

Деятельность кубофутуристов в Москве осенью 1915-го поддерживал в основном Василий Каменский. В открытой Самуилом Вермелем Студии искусства театра «Башня» он прочёл 7 ноября доклад «Чугунно-литейный Давид Бурлюк», после чего ученики студии читали стихи Бурлюка. Содержание самого доклада Каменский суммировал так: «Давид Бурлюк — символ Эпохи Перерождения Искусства Мира, Он — тонкий философ — сатирик Современности, мудро, светло и победно улыбающийся сквозь Лорнет вслед ворчащим богадельщикам от академии, Давид — Поэт чугунно-литейного лаконизма, умеющий поставить знак равенства над всем Карнавалом лозунгов футуризма. Его творческая парадоксальность, динамичность, конкретность, Его слова и неожиданные краски, Его культурный фанатизм — создали Ему мировую славу — Открывателя. Его Имя стало сигналом Нового, Смелого, Первого, Вольного, Гениального. Воистину Давид Бурлюк — фельдмаршал мирового футуризма».

Но так считали, конечно, далеко не все. На центральную выставку сезона — организованную Иваном Пуни и открывшуюся в декабре 1915-го «Последнюю футуристическую выставку картин 0,10» — Давида Бурлюка не пригласили.

Именно на ней Казимир Малевич впервые показал свои супрематические работы, в том числе «Чёрный квадрат». Незадолго до открытия выставки Михаил Матюшин издал по просьбе Малевича его брошюру «От кубизма к супрематизму. Новый живописный реализм», которая закрепила лидерство Малевича в создании новой живописной системы. Основными участниками выставки были «группировки» двух её лидеров — Малевича и Татлина. Ещё 18 сентября Бурлюк отправил Малевичу письмо с просьбой принять его работы и сообщал о том, что написал «48 реальных этюдов, 1 большую футуристическую картину и 11 модернистических вещей». Малевич ответил: «Был у Вас летом, но неудачно. Хотелось поговорить о делах, о выставке. Жена Ваша показала нам Ваши работы, и мы посмотрели. По правде сказать, я пришёл в уныние от того, что Вы стали писать натуралистический пейзаж. Но конечно это не моё дело. Относительно выставки, то уже всё сдано в печать, очень поздно Вы заявили своё согласие на участие. Но скажу Вам, что у нас выставка очень крайнего направления. Даже на этой выставке выступает новая организация с новым течением, ничего общего не имеющая по своей левизне с кубофутуристами. Ваши же пейзажи не подойдут. У нас нет совсем пейзажей натуралистических».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции

Это книга об удивительных судьбах талантливых русских художников, которых российская катастрофа ХХ века безжалостно разметала по свету — об их творчестве, их скитаниях по странам нашей планеты, об их страстях и странностях. Эти гении оставили яркий след в русском и мировом искусстве, их имена знакомы сегодня всем, кого интересует история искусств и история России. Многие из этих имен вы наверняка уже слышали, иные, может, услышите впервые — Шагала, Бенуа, Архипенко, Сутина, Судейкина, Ланского, Ларионова, Кандинского, де Сталя, Цадкина, Маковского, Сорина, Сапунова, Шаршуна, Гудиашвили…Впрочем, это книга не только о художниках. Она вводит вас в круг парижской и петербургской богемы, в круг поэтов, режиссеров, покровителей искусства, антрепренеров, критиков и, конечно, блистательных женщин…

Борис Михайлович Носик

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Мировая художественная культура / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное