Однако в 1953 (!) году в Уфимский художественный музей (сейчас — Башкирский Национальный художественный музей имени Нестерова) прибыла комиссия по проверке фондов, основной целью которой была борьба с «формализмом». Борьба заключалась в варварском уничтожении картин. Сколько их было уничтожено — никто уже не скажет.
Сейчас из более чем двухсот работ, написанных Давидом Давидовичем в течение неполных трёх лет в Башкирии, в двух уфимских музеях хранятся пятьдесят. В большинстве своём они поступили из Уфимской художественной студии (в 1919 году) и деревни Буздяк (в 1923-м). Тридцать семь из них — в Башкирском Национальном художественном музее, это самая крупная коллекция живописи Давида Бурлюка в российских музеях. Заместитель директора музея, Светлана Владиславовна Игнатенко, влюблённая в Бурлюка и организовавшая в 1994 году первую в России выставку его работ из музейных собраний, показала мне не только работы самого Давида Давидовича, но и находящиеся в хранилище пейзажи Людмилы Иосифовны Михневич: «Пороги», «Водопад», «Железнодорожное полотно». Это работы не дилетанта, но зрелого художника. Недаром незадолго до смерти, уже живя вместе с Надеждой Бурлюк и Антоном Безвалем в Средней Азии, она в письмах младшей дочери Марианне сетовала на то, что у неё нет возможности заниматься любимым делом — живописью…
Ещё тринадцать работ, переданных в 1920-х в Национальный музей Республики Башкортостан (тогда он был Музеем народов Востока), спасло то, что это портреты местных жителей, представляющие этнографический интерес. Долгие годы эти работы находились в музейном хранилище. Год назад директор музея, Марат Минигалеевич Зулькарнаев, любезно позволил мне с ними ознакомиться. Ещё три работы, переданные из Уфы, хранятся в Златоустовском краеведческом музее.
Но мы опять забежали далеко вперёд. Осенью 1915 года Давид Бурлюк не мог и предположить, что спустя всего семь лет окажется в Нью-Йорке. В 1915-м его гораздо больше волновал вопрос лидерства в уже добившемся определённого признания русском авангардном искусстве.
Давид Давидович, безусловно, лукавил, когда писал Каменскому о том, что искусство в Москве теперь не в центре внимания. Конечно же, война изменила настроения и сместила акценты, но, несмотря на то, что многие «левые» находились в провинции, активная художественная жизнь в столицах не прекращалась. По понятным причинам Бурлюк участие в ней принимал минимальное. В сезоне 1915/16 года единственной выставкой, на которой были показаны его работы, стала «1-я летняя выставка картин», организованная «Товариществом независимых» в петроградском Художественном бюро Добычиной (май — август 1916-го).
Деятельность кубофутуристов в Москве осенью 1915-го поддерживал в основном Василий Каменский. В открытой Самуилом Вермелем Студии искусства театра «Башня» он прочёл 7 ноября доклад «Чугунно-литейный Давид Бурлюк», после чего ученики студии читали стихи Бурлюка. Содержание самого доклада Каменский суммировал так: «Давид Бурлюк — символ Эпохи Перерождения Искусства Мира, Он — тонкий философ — сатирик Современности, мудро, светло и победно улыбающийся сквозь Лорнет вслед ворчащим богадельщикам от академии, Давид — Поэт чугунно-литейного лаконизма, умеющий поставить знак равенства над всем Карнавалом лозунгов футуризма. Его творческая парадоксальность, динамичность, конкретность, Его слова и неожиданные краски, Его культурный фанатизм — создали Ему мировую славу — Открывателя. Его Имя стало сигналом Нового, Смелого, Первого, Вольного, Гениального. Воистину Давид Бурлюк — фельдмаршал мирового футуризма».
Но так считали, конечно, далеко не все. На центральную выставку сезона — организованную Иваном Пуни и открывшуюся в декабре 1915-го «Последнюю футуристическую выставку картин 0,10» — Давида Бурлюка не пригласили.
Именно на ней Казимир Малевич впервые показал свои супрематические работы, в том числе «Чёрный квадрат». Незадолго до открытия выставки Михаил Матюшин издал по просьбе Малевича его брошюру «От кубизма к супрематизму. Новый живописный реализм», которая закрепила лидерство Малевича в создании новой живописной системы. Основными участниками выставки были «группировки» двух её лидеров — Малевича и Татлина. Ещё 18 сентября Бурлюк отправил Малевичу письмо с просьбой принять его работы и сообщал о том, что написал «48 реальных этюдов, 1 большую футуристическую картину и 11 модернистических вещей». Малевич ответил: «Был у Вас летом, но неудачно. Хотелось поговорить о делах, о выставке. Жена Ваша показала нам Ваши работы, и мы посмотрели. По правде сказать, я пришёл в уныние от того, что Вы стали писать натуралистический пейзаж. Но конечно это не моё дело. Относительно выставки, то уже всё сдано в печать, очень поздно Вы заявили своё согласие на участие. Но скажу Вам, что у нас выставка очень крайнего направления. Даже на этой выставке выступает новая организация с новым течением, ничего общего не имеющая по своей левизне с кубофутуристами. Ваши же пейзажи не подойдут. У нас нет совсем пейзажей натуралистических».