Читаем Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения полностью

«…В разгар лета 1917 г. жители Уфы, неподалёку от городского вокзала увидели крестьянскую повозку, гружённую огромным сундуком. На нём спиной к вознице невозмутимо восседал мужчина и читал газету. Его звали Давид Давидович Бурлюк. Этот художник-живописец — опекун и друг Маяковского — был футурист, известный в обеих столицах. Господин Бурлюк был гением рекламы: после постановки своего прибытия в город, очень откомментированного в прессе, он председательствовал на вернисаже с лицом, раскрашенным в зелёный цвет. Его левый глаз был закрыт нарисованным фингалом, а в бутоньерке торчала кофейная ложечка. “Гвоздём” выставки был трупик настоящей мыши, приколотый в центре маленького натюрморта, написанного маслом. Все полотна были распроданы за один день: тётя Катя купила пять. После отъезда Бурлюка был организован Женский комитет для пропаганды изящных искусств в Уфе. Среди зимы в Уфе были расклеены объявления: “СКОРО в Уфе — открытие Школы изящных искусств под попечительством знаменитого художника Давида Давидовича Бурлюка. Начало занятий в ближайшее время в новых помещениях школы. Плата за весенние занятия 300 рублей. За справками обращаться к такому-то петроградскому академику, по такому-то адресу”».

Новаторские приёмы Бурлюка поражали и его коллег-ровесников. Александр Тюлькин вспоминал:

«Однажды мы с Бурлюком пошли в Архиерейку на этюды. В основном мы смотрели, как работает Давид Бурлюк. Для получения сложной и богатой живописной фактуры он отрывал и наклеивал на холст газетные обрывки и записывал их. Мы не знали, хорошо это или плохо, но восхищались его смелостью и изобретательностью. Вокруг нас всегда собирались мальчишки с ближайших улиц, оврагов. Вдруг Бурлюк и говорит, наскоро раздав им монеты (или конфеты): “Бегите, мальчишки, по улице и кричите: ‘Бурлюк! Бурлюк! Художник Бурлюк! Художник Бурлюк!’ ” Ватага бросилась по улице с криком и свистом, поднимая пыль и швыряя камни. А Бурлюк нам и говорит: “Вот так делается слава…”».

В эти годы Бурлюк много ездит — не только в Москву и Петроград, но и в Челябинск, Троицк, Миасс, Златоуст. По пути в Самару, по словам Сергея Спасского, он устраивал выставки в попутных городах. И всё же вне бурной художественной жизни столиц он чувствовал себя некомфортно.

Февральская революция и отречение Николая II от престола воодушевили Давида Бурлюка. Ещё весной, на выставке в Самаре, он рассказывал публике о падении царского режима и предстоящем свободном расцвете искусств. Футуристы были «леваками» не только в искусстве, но и в политике — хотя Давид Бурлюк, в отличие от Маяковского, был всегда сдержанным и умеренным. Ситуация в стране менялась, и Бурлюку очень хотелось вернуться в Москву, в гущу событий — в первую очередь культурных. Ну и, конечно, «зашибить в Москве на зиму деньжат». Ещё в мае со станции Буздяк он писал Андрею Шемшурину:

«Милый Андрей Акимович! Был в Москве так кратко, что не попал к Вам. Очень жалею. Осенью уже прочно приеду со своими необозримыми картинами (300 шт. новых!) — черкните мне пару слов, чтобы я знал, что вы не гневаетесь на меня. Если Ваша книга вышла, то наградите ею за неустанную любовь обожающего Давида Бурлюка».

Он был достаточно откровенен с Шемшуриным — и в вопросах искусства, и в вопросах политических. В сентябре он писал: «Гуси протухли. Лето провёл в степях Башкирских. <…> Мне и писать нечего. Летом происходил поединок между обывательщиной и революцией. В то лето в рыхлое тело обывательщины всероссийской всё глубже входил клинок матадора, чтобы воткнуться в бычачье сердце царского помещичье — керенского быта. Добить быка!» А в письме от 8 октября есть такие строки: «Вообще, когда люди на войне — это не хорошо. Война тоже не хороша. Ах когда “это” кончится. Хочется перебраться под Москву. Ах да, я приеду <в> Москву справлять 10-летний юбилей нашего знакомства. А сие письмо юбилейное…»

Пора было возвращаться в столицы. Пора было отвоёвывать первенство.

Глава двадцать вторая. «Кафе поэтов». Футуризм и революция

Несмотря на то, что Малевич назвал выставку «0,10» последней футуристической выставкой картин, футуризм был ещё жив и вовсе с этой выставкой не закончился. Весной 1916 года Владимир Татлин инициировал проведение в Москве «Футуристической выставки “Магазин”». Футуристические работы были представлены и на выставке «Бубнового валета» осенью 1916 года. А в ноябре 1917-го в Москве открылась последняя выставка «валетов». К её открытию в Москву приехал Давид Бурлюк.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции

Это книга об удивительных судьбах талантливых русских художников, которых российская катастрофа ХХ века безжалостно разметала по свету — об их творчестве, их скитаниях по странам нашей планеты, об их страстях и странностях. Эти гении оставили яркий след в русском и мировом искусстве, их имена знакомы сегодня всем, кого интересует история искусств и история России. Многие из этих имен вы наверняка уже слышали, иные, может, услышите впервые — Шагала, Бенуа, Архипенко, Сутина, Судейкина, Ланского, Ларионова, Кандинского, де Сталя, Цадкина, Маковского, Сорина, Сапунова, Шаршуна, Гудиашвили…Впрочем, это книга не только о художниках. Она вводит вас в круг парижской и петербургской богемы, в круг поэтов, режиссеров, покровителей искусства, антрепренеров, критиков и, конечно, блистательных женщин…

Борис Михайлович Носик

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Мировая художественная культура / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное