И хотя выставка прошла с минимальным количеством зрителей — как сказала Ольга Розанова, «это самый убогий вернисаж, который мне когда-либо пришлось переживать», — она стала важнейшим этапом в развитии не только русского, но и мирового искусства. Новатором выступил не только Малевич — Владимир Татлин, например, впервые показал на ней угловые контррельефы. В обеих листовках, выпущенных к выставке, декларировался постулат о полном освобождении искусства от содержания и приоритет пластических форм над природными.
Во время устроенной за неделю до закрытия выставки лекции Малевича и Пуни «О кубизме, футуризме, супрематизме, о выставке 0,10» Иван Пуни сказал, что живопись с нескольких точек зрения (так характерная для Бурлюка) продиктована влиянием футуризма на кубизм, а Малевич провозгласил похороны кубофутуризма и начало супрематизма, ибо кубизм и футуризм были преддверием освобождения от «реальных вещей натуры».
Словно отвечая Малевичу и объясняя, что стиль его работ органический и враждебный геометрическому, Бурлюк позже писал в своих «Фрагментах их воспоминаний футуриста»: «В моих картинах надо указать, что, будучи учеником в годы юности русских символистов, я сохранил в себе черты символизма, и характерно, что позже в своих картинах я первый, борясь против всех “натюрмортщиков” “Бубнового валета”, стал писать картины с содержанием. <…> Главные мои картины, которые в ужасных условиях революции, гражданской войны, эмиграции я ухитрился написать — в крошечных башкирских избах, лишённых света, в парикмахерских, брошенных владельцами… по композиционным приёмам являются враждебными геометрическому построению. Стиль их органический. Строятся они из духа природы, пространства двух измерений».
Одним отказом от участия в выставке дело не ограничилось. Ладно Малевич — но в том же декабре 1915-го ближайший друг Бурлюка, Владимир Маяковский, не взял его стихотворения в новый коллективный сборник «Взял». Он поместил туда многих — Каменского, Хлебникова, Пастернака, Асеева, Шкловского, Осипа Брика — а Бурлюка нет. Опубликовал только рисунки. Незадолго до этого вышло «Облако в штанах», Маяковский стал печататься в «Новом сатириконе», и Бурлюк реагировал на всё это ревностно, считая, что Маяковский «карьериствует» и придирается потому, что Бурлюк прислал стихотворения с новыми «концентрированными» словами. На самом же деле, скорее всего, его стихи были слишком слабыми по сравнению с другими участниками сборника.
Во второй сборник «Стрелец», изданный летом 1916 года, стихи Бурлюка тоже не взяли.
Однако отсутствие Бурлюка, умеющего примирить самых непримиримых антагонистов и привлечь к себе и своим друзьям первоочередное внимание публики, сказывалось. В «левом» крыле начались ссоры. «Татлинцы» ссорились с группой Малевича, на московской поэтической сцене безраздельно властвовал Игорь Северянин — круг почитателей Маяковского был в то время кардинально меньше. И даже среди «гилейцев» в отсутствие Бурлюка не стало былого единства. Бурлюк писал в ноябре 1915-го Каменскому: «Почему ты не видишься с Володей и Колей, твоими братьями по мне?» Сам Каменский в своём «Пути энтузиаста» писал позже об этом периоде: «Отныне футуризм как бы завершил групповую орбиту. Мы вступили в новую фазу вполне самостоятельного монументального мастерства: теперь каждый из нас делал отдельные книги, независимо выступал с лекциями-стихами, печатался где хотел». Более того — год спустя Алексей Кручёных в письме Андрею Шемшурину писал о вышедшей в октябре 1916 года книге Маяковского «Простое как мычание»: «Этот павлин окончательно облинял».
Стихи Бурлюка всё же попали в два сборника: уже упомянутые «концентрированные слова» (цикл «Катафалкотанц») были опубликованы в изданном Георгием Золотухиным сборнике «Четыре птицы», другие стихи вошли в роскошно изданный Самуилом Вермелем в апреле 1916-го сборник «Московские мастера».
В сезоне 1916/17 года заскучавший Давид Давидович, обеспокоенный тем, что ему в Башкирию никто не пишет, начал проявлять гораздо большую активность. В итоге его и брата Владимира работы взяли на состоявшуюся в ноябре — декабре в Москве выставку «Бубнового валета», у которого к тому моменту полностью обновилось правление. Давид Давидович даже подготовил к выставке брошюру «Пояснения к картинам Давида Бурлюка, находящимся на выставке». Она была издана печатней торгового дома Н. К. Блохина в Уфе тиражом в 200 экземпляров. Однако «Пояснения» сильно проигрывали по сравнению с изданной к той же выставке брошюрой Малевича «От кубизма и футуризма к супрематизму», в которой он давал критический очерк развития новейшей живописи. По сравнению с тезисами Малевича наивные и незамысловатые пояснения Бурлюка казались устаревшими, как и возврат его к сюжетной, символистской живописи, тогда как новое искусство стремительно шло к беспредметности. В устраиваемых на выставке поэтических вечерах Давид Бурлюк не участвовал, критика писала о нём немного.