Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

На этой выставке он показал два монументальных полотна — «Опоздавший ангел мира» и «Военная бочка Данаид», а также «эскизы футуристического символизма» — «Страшный бог войны» и «Мария Антуанетта в Москве». Скорее всего, уже в Москве, непосредственно перед выставкой был написан замечательный «Портрет песнебойца футуриста Василия Каменского». Первые две работы известны нам по снимкам, сделанным известным фотографом Николаем Яровым. Они были воспроизведены Оливером Сэйлером в статье «Футуристы и другие в голодающей Москве», опубликованной в американском журнале «Vanity Fair». Помимо работ Бурлюка в статье были воспроизведены работы Лентулова и, конечно, Малевича. Именно противопоставление линий Малевича и Бурлюка Сэйлер отметил как главное в тогдашней русской авангардной живописи. В личной беседе с ним Бурлюк выдвинул лозунг: «не сужать, но расширять художественную программу», имея в виду в том числе и выход искусства на улицу. «Все искусства для всех — для толпы и улиц», — заявил Бурлюк.

Несмотря на то, что на улицах ещё недавно стреляли, выставка была серьёзной — на ней было представлено 317 работ семнадцати художников, и работы Бурлюка вновь привлекли к себе внимание. Критики, описывающие выставку как «лоскутное одеяло», отмечали, что «второй кусок» состоял из остатков «Бубнового валета» с Давидом Бурлюком в центре. Во время работы Бурлюк, Каменский и Малевич трижды прочли доклады на тему «Заборная живопись и литература». С окончанием выставки завершилась и деятельность общества «Бубновый валет», которое сыграло огромную роль в формировании русского художественного авангарда.

После «Бубнового валета» Давид Бурлюк принял участие в 24-й выставке Московского товарищества художников и 7-й выставке общества художников «Свободное творчество».

Но отнюдь не участие в выставках стало главным для Бурлюка в этом сезоне. Он приехал, чтобы вдохнуть новую жизнь в начавшее было затухать футуристическое движение. «Дела футуризма и на время войны не надо оставлять», — писал он ещё в августе 1915 года Андрею Шемшурину.

И это ему удалось в полной мере.

О «смерти» футуризма писали неоднократно. Ещё в декабре 1915-го в альманахе «Взял. Барабан футуристов» Владимир Маяковский, в чём-то солидаризируясь со словами Максима Горького, опубликовал свою речь-манифест «Капля дёгтя», в которой писал:

«Когда запряжённые цугом критики повезли по грязной дороге, дороге печатного слова, гроб футуризма, недели трубили газеты: “Хо, хо, хо! так его! вези, вези! наконец-то!” (страшное волнение аудитории: “Как умер? футуризм умер? да что вы?”).

Да, умер».

Но, подчёркивал Маяковский, идеи футуризма глубоко проникли в общество:

«Сегодня все футуристы. Народ футурист.

Футуризм мёртвой хваткой ВЗЯЛ Россию.

Не видя футуризма перед собой и не умея заглянуть в себя, вы закричали о смерти. Да! футуризм умер как особенная группа, но во всех вас он разлит наводнением.

Но раз футуризм умер как идея избранных, он нам не нужен. Первую часть нашей программы — разрушение мы считаем завершённой. Вот почему не удивляйтесь, если сегодня в наших руках увидите вместо погремушки шута чертёж зодчего, и голос футуризма, вчера ещё мягкий от сентиментальной мечтательности, сегодня выльется в медь проповеди».

Однако «отец российского футуризма» мириться со смертью своего детища не хотел. Он приехал в Москву, чтобы ещё раз доказать всем, что и футуризм, и футуристы живы. Ему удалось не только это — он смог вновь сплотить своих друзей, объединить их. Пусть на полгода — но за полгода было сделано столько, что пишут об этом до сих пор.

Главной футуристической площадкой Москвы стало организованное в октябре 1917-го «Кафе поэтов».

Рассказ «Москва» Сергея Спасского начинается словами: «Незадолго до Октябрьских дней в Москву приехал Василий Каменский». Этими же словами можно начать историю об открытии футуристического и фантастического «Кафе поэтов» — оно появилось именно благодаря Каменскому, который познакомился с миллионером-булочником Н. Д. Филипповым и уговорил его профинансировать это начинание.

Давид Бурлюк вспоминал: «В 1917 году — приехав в Москву, я попал теперь под мощную, сказочную опеку Васи Каменского, подружившего тесно с булочником Филипповым и его чудесной супругой. Результат: Кафе поэтов, кафе Питтореск… и создавшееся положение в осень 1917 и весной 1918 г. в голодной Москве спасло от гибели меня, В. В. Маяковского и Витю Хлебникова. Вася Каменский устроил Хлебникова с комнатой и столом жить припеваючи в отеле Филиппова де Люкс, на Тверской.

Спасибо дорогому Васе Каменскому от меня, Маяковского и Вити Хлебникова за эту неоценимую заботу и услугу, спасшую нас от голода и лишений в то страшное переходное время».