«…Здесь никто не разговаривал об искусстве, не спорил, не терзался, имелись актёры и зрители. Посетителями кафе были, по тогдашнему выражению, “недорезанные буржуи” — спекулянты, литераторы, обыватели, искавшие развлечений. Маяковский вряд ли их мог развлечь: хотя многое в его поэзии им было непонятно, они чувствовали, что есть тесная связь между этими странными стихами и матросами, прогуливавшимися по Тверской. А песенку, сочинённую Маяковским о буржуе, который напоследок ест ананасы, понимали все; ананасов в Настасьинском переулке не было, но кусок вульгарной свинины застревал у многих в горле. Развлекало посетителей другое. На эстраду, например, подымался Давид Бурлюк, сильно напудренный, с лорнеткой в руке, и читал:
— Мне нравится беременный мужчина…
<…> В “Кафе поэтов” я довольно часто бывал, даже как-то выступил и получил от Гольцшмидта причитавшиеся мне за это деньги.
Помню вечер, когда в кафе пришёл А. В. Луначарский. Он скромно сел за дальний столик, слушал. Маяковский предложил ему выступить. Анатолий Васильевич отказывался. Маяковский настаивал: “Повторите то, что вы мне говорили о моих стихах…” Луначарскому пришлось выступить: он говорил о таланте Маяковского, но критиковал футуризм и упомянул о ненужности саморасхваливания. Тогда Маяковский сказал, что вскоре ему поставят памятник — вот здесь, где находится “Кафе поэтов”… Владимир Владимирович ошибся всего на несколько сот метров — памятник ему поставлен недалеко от Настасьинского переулка».
В январе 1918-го за спиной у своих партнёров Гольцшмидт перекупил кафе у Филиппова. Маяковский был взбешён и в тот вечер, когда всё открылось, «был мрачен. Обрушился на спекулянтов в искусстве. Г<ольцшмидт> пробовал защищаться, жаловался, что никто его не понимает. Публика недоумевала, не зная, из-за чего заварился спор. Бурлюк умиротворял Маяковского, убеждая не срывать сезон».
Сезон не сорвали. Владимир Гольцшмидт продолжал читать лекции о «солнечных радостях тела», сопровождаемые разбитием досок о голову; в марте устроили «Борьбу поэтов на кубок поэзии» и «Маскарад у футуристов».
Интерьер «Кафе поэтов» послужил декорацией для съёмок ряда эпизодов фильма «Не для денег родившийся» по мотивам романа Джека Лондона «Мартин Иден». Режиссёром фильма стал Никандр Туркин (Алатров), оператором — Евгений Славинский, сценаристами — Маяковский и Бурлюк. Давид Давидович выступил также в роли художника фильма — он расписал интерьер кафе, воспроизведённого из фанеры в съёмочном павильоне. В ролях, помимо тех же Маяковского и Бурлюка, снимались Василий Каменский, Вадим Шершеневич, Борис Лавренёв, Маргарита Кибальчич, Янина Мирато, Лев Гринкруг и другие. Увы, фильм не сохранился, сохранилось лишь несколько фотографий кадров из него, в том числе и с Бурлюком. Эти фотографии позже были опубликованы писателем Максом Поляновским в книге «Поэт на экране (Маяковский — киноактёр)». В 1956 году Поляновский подарил эту книгу Бурлюку.
Это был первый и единственный киношный опыт Давида Давидовича.
«Кафе поэтов» просуществовало до середины апреля 1918 года. Сергей Спасский вспоминал:
«…Последнее время все начали им тяготиться. Бурлюка потянуло на Урал, где привык он трудиться над холстами. Маяковскому надоела ежевечерняя повинность. Был устроен последний закрытый вечер, со стихами, танцами, разговорами до утра».
Вечер этот состоялся 14 апреля.
Хотя в своих воспоминаниях Давид Бурлюк указывал, что он уехал с сестрой Марианной из Москвы в Башкирию 2 апреля, но был он в Москве как минимум до 15-го числа. Очевидцами зафиксировано его выступление на вечере закрытия кафе. Маяковский, объявивший себя распорядителем, представил тогда Бурлюка так: «Вот, сверкая жерлами орудий, кряхтя обшитыми сталью боками, как могучий дредноут, выплывает Бурлюк».
Давид Давидович привычно прочёл «Беременного мужчину», предложил собравшимся подвести итоги деятельности кафе, а затем по привычке обругал всех собравшихся. Публике было объявлено о закрытии кафе до осени в связи с отъездом поэтов-футуристов в провинцию.
Кафе, однако, закрылось навсегда.
Возможно, Бурлюк поменял в воспоминаниях даты из-за привычной осторожности — за два дня до этого большевики разгромили московские анархистские организации, а Бурлюк с Каменским и Гольцшмидтом жили как раз в доме анархистов (ресторан «Новый Петергоф»), откуда их выселили. Возможно, Давид Давидович не хотел, чтобы эти события хоть как-то ассоциировались с его пребыванием в Москве. В мотивах его поступков не всегда легко разобраться.
А вообще поводов для закрытия кафе и отъезда в Башкирию было предостаточно. Во время боя с анархистами как раз с угла Настасьинского переулка и Тверской обстреливали из пушки занятый анархистами Купеческий клуб, и в «Кафе поэтов» были выбиты все стёкла. Всё это никак не радовало не терпевшего войны «отца российского футуризма». Плюс потеря крыши над головой и источника заработка, давнее желание поехать в Японию и увидеть Америку… Да и семья заждалась.