Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

Уже Февральская революция принесла большие изменения. Следствием её стало существенное ослабление цензуры, что страшно воодушевило Бурлюка. Перед «левыми» художниками стали открываться новые возможности. Параллельно с этим между разными группами художественной интеллигенции началась борьба за власть. В ходе учредительных заседаний вновь созданной федерации деятелей искусств «Свободу искусству» за всех кубофутуристов отдувался Маяковский, который был «левее левой федерации» и в своих выступлениях заявлял: «Да здравствуют я, Бурлюк, Ларионов». В конце марта был создан «Союз деятелей искусств», в рамках которого возник «Блок левых», объединивший 28 обществ и кружков. В его работе активное участие принимал Осип Брик.

Однако же, по словам Каменского, «земля нового мира, разумеется, никак и никогда не представлялась нам в виде либеральной буржуазной революции, заменившей монархию», потому что «буржуазия травила нас не меньше, чем мы её. Поэтому Февральская революция дать нам ничего, кроме подзатыльника, не могла».

Октябрьская революция изменила ситуацию в корне. Каменский писал:

«…С первых часов Советской власти… мы открыли двери “Кафе поэтов”, сияющими появились на эстраде и на веселье одним, на огорченье другим приветствовали победу рабочего класса. То, что “футуристы первые признали Советскую власть”, отшатнуло от нас многих». По Москве ходили упорные слухи — большевики останутся у власти не более двух недель.

Действительно, именно Владимир Маяковский, Николай Пунин, Артур Лурье, Всеволод Мейерхольд и другие почти сразу после прихода большевиков к власти вступили в контакт с наркомом просвещения Луначарским. Наиболее активные «левые» деятели искусств вышли из «Союза деятелей искусств», сосредоточившись на работе в Наркомпросе. Тем более что провозглашённый поначалу Луначарским принцип полного отделения искусства от государства и упразднения всяческих дипломов, званий и титулов им более чем импонировал (это было время иллюзий — очень скоро государственная политика изменится…).

Вследствие всего этого с социальным статусом футуристического движения после Октябрьской революции произошли фантастические изменения. Составляя в художественном мире явное меньшинство и сделав только первые шаги на пути к полноценному общественному признанию, будучи ещё недавно в первую очередь объектом цензуры и насмешек, за счёт поддержки новой власти «левые» деятели искусств получили вдруг почти безграничную государственную власть над искусством. Ведь они были единственными, кто безоглядно поддержал большевиков, причём отнюдь не потому, что многие из них были членами РКП(б) или имели схожие политические убеждения. Причиной притяжения футуристов к большевикам и анархистам было то, что обе эти партии отличались социальным утопизмом. Решимость большевиков коренным образом переустроить социальную жизнь вызывала у «левых» надежду переустроить и художественную жизнь целой страны, причём по-своему. Утопические мечты рисовали им светлое будущее. Реальность оказалась иной, хотя многое и удалось сделать — начать хотя бы с музейных закупок работ «левых» художников, что было неизбежно в силу кадровых назначений, ведь Отдел изобразительных искусств Наркомпроса возглавил левый художник Давид Штеренберг, а Николай Пунин стал комиссаром Русского музея.

«Футуризм был первым любимым оруженосцем победившего пролетариата, блюдшим святая святых искусств в те легендарные первые годы», — писал в своих «Фрагментах из воспоминаний футуриста» Давид Бурлюк и приводил слова критика Вячеслава Полонского, который подчёркивал, что «футуристы оказались у власти. Она попала им по праву, так как они достаточно были насыщены ненавистью к прошлому, чтобы без жалости произвести те радикальные перемены, которых требовала революция».

Наиболее значительную оппозицию всячески подчёркивающие своё лидерство и правильность своей позиции Бурлюк, Маяковский и Каменский получили в лице анархо-футуристов, с одной стороны, и занявшего марксистскую позицию литературоведа и искусствоведа Владимира Фриче — с другой.

Анархо-футуризм возник в Москве, одним из главных его идеологов стал некто, публикующий статьи под псевдонимом Баян Пламень. Анархо-футуристы, установившие связь с Московской федерацией анархистских групп, зачислившие в свой стан Велимира Хлебникова, Алексея Кручёных, Ольгу Розанову, Любовь Попову и поддерживаемые Казимиром Малевичем и Владимиром Татлиным, считали себя ещё более левыми, чем футуристы, и обвиняли футуристическую троицу в буржуазности. Они считали Бурлюка, Маяковского и Каменского умеренными и называли их «футуристами-диктаторами», «большевиками футуризма» и «государственниками футуризма». Правда, вскоре и сами они начали сотрудничать с государством — Владимир Татлин возглавил Московский отдел ИЗО Наркомпроса и стал председателем Коллегии по делам искусства; работать в коллегии начали Малевич и Розанова. После этого группа анархо-футуристов распалась.