Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

Пока же, в Башкирии, он продолжает много писать — в основном пейзажи и портреты местных жителей. Работает не только в Буздяке, но и в соседних сёлах — Байраше и Каране. Вместе с ним работает юный художник Евгений Спасский, который приехал вместе с Бурлюком из Москвы. Давид Давидович, умевший заразить своей любовью к футуризму даже скептиков, сыграл в судьбе Евгения Спасского (как и в судьбе его брата Сергея) важную роль. Именно на выставке Бурлюка в Самаре Спасский впервые представил свои работы. И именно по протекции Бурлюка, приехав в 1917 году в Москву, он поступил в художественную студию Леблана, Бакланова и Северова. Когда у Бурлюка созрел план летней работы в Башкирии с последующей осенней поездкой по Восточной России (названной позднее «Большим сибирским турне»), он пригласил с собой Спасского. А началось всё с мимолётного знакомства в Тбилиси во время турне кубофутуристов…

Евгений Спасский оставил замечательные воспоминания о том времени, в которых дал точные характеристики Бурлюку и футуристам в целом:

«…Первое знакомство и первая встреча с будетлянами произошла у меня весной 1914 года в Тифлисе. Я был в то время ещё гимназистом и учеником школы живописи, ваяния и зодчества, полным задора и исканий. Как губка, впитывал в себя всё, что встречалось на пути. И вдруг, как бомба, влетевшая в окно, так появление на центральной улице троих, тогда ещё молодых, ярко и оригинально одетых, медленно прогуливающихся по городу, — Давида Бурлюка, Василия Каменского и Владимира Маяковского, — поразило юношеское воображение. Это те, которые несли свежую струю, радость, смелость и бунтарство в искусстве и в жизни. С их пребыванием у меня появились новые, необычайные книги и брошюры, ярко иллюстрированные Бурлюками Владимиром и Давидом: новые слова и новые мысли. Это было первое знакомство, сильно повлиявшее на последующую жизнь».

Регулярно бывавший в «Кафе поэтов» Спасский вспоминал и о том, как Бурлюк предложил ему совместные гастроли. Это будет длинная цитата, но я не могу отказать себе в удовольствии привести эти замечательные строки:

«…В кафе нас встретил шум, крик и оживление. И, конечно, Давид Бурлюк посылал свои остроты в воздух. С ним я, как с художником, собратом по профессии, подружился больше всего: и здесь же в кафе к весне у нас созрел план летней совместной работы и осенней поездки в турне по восточной России с выставкой картин, докладами о новом искусстве и поэзоконцертами.

Давид Давыдович, или, как он впоследствии просил называть его, Додя, пригласил меня к себе на всё лето в татарскую глухую деревню Буздяк, близ Бугульмы, где жила постоянно его семья: жена Мария Никифоровна и два сына четырёх и пяти лет Додик и Никиша. Летом там же жила его сестра Марианна — певица, ученица Московской консерватории и сестра жены Елена (на самом деле Лидия. — Е. Д.). Знаком я был и дружил с мамашей Давида Бурлюка. Маленького роста, очень живая, подвижная и жизнерадостная женщина — тоже художница. С ней я встречался на выставках в Москве, в Самаре, где были среди холстов Доди и её работы — пейзажи маслом, в основном виды Урала. Горы написаны были очень сочно, причём во время работы она любила добавлять в краски золотой порошок, что давало блеск и ощущение тяжести минерала. Она часто сопровождала Додю в поездках, а на выставке заменяла кассира. Я был ещё учеником седьмого класса гимназии, когда сам принимал участие на выставках картин с Додей.

Итак, я с Бурлюком приехал к нему на всё лето писать пейзажи; после почти трёхдневного путешествия, около двух часов дня, мы, наконец, приехали в Буздяк, усталые, так как всю последнюю ночь не пришлось сомкнуть глаз. <…> Буздяк — это большое село с высившейся в центре мечетью и большой базарной площадью. Очень пыльное летом, и непроходимое осенью от невероятной грязи, вязкой и скользкой.

Додя снимал отдельный, большой, деревянный дом крестьянского типа. Дом был добротный, с застеклённой галереей и крылечком во двор. На улицу же выходило два небольших окна большой комнаты-кухни, где стоял наш обеденный стол. Громадная русская печка, в которой пекла хлеб на всю семью Марианна, атлетического телосложения, страшной силы, как почти все из рода Бурлюков. <…> Помогала ей в хозяйстве худенькая Елена, которая впоследствии вышла замуж за художника Пальмова. В этой же комнате под окном стоял сундук, на котором я и спал. <…> В шесть часов утра Додя всех поднимал на ноги громким пением: “Чом, чом не пришов, як я говорила, цилу ночку свичка прогорила” и т. д. Все вставали, пили чай, и мы уходили на этюды. Весь день, пока было светло, с увлечением работали, а вечером за вечерним чаем читали стихи или новые, полученные из Москвы книги.