Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

Все четыре проведённых на острове месяца Бурлюк ежедневно много работал. Иначе он не умел. И, конечно же, каждый день гулял, впитывая в себя новые впечатления. Зима, проведённая на Чичидзиме, стала для него поворотным моментом в осознании японской культуры. Пропустив её через себя и соединив с уже имеющимся опытом новаторства и экспериментов, Бурлюк начинает писать потрясающие вещи, соединяющие в себе футуризм и традиционное японское искусство, местную тематику. Это, например, работы «Японский рыбак» и «Рыбаки южных морей». Он пишет целую серию великолепных пейзажей, выполненных на стыке импрессионизма и фовизма. Все написанные на Огасаваре работы (в том числе великолепный портрет обнажённой Маруси) были продемонстрированы на выставке «Природа и жизнь Огасавары: выставка русских экспрессионистов» в здании газеты «Токио Ничиничи» в Токио (2–4 апреля 1921 года).

К искусству Бурлюка проявляли интерес отнюдь не только столичные жители — на Чичидзиме он также пользовался необычайной популярностью. Ему заказывали картины, местный парикмахер каждый день приходил узнавать, готова ли предназначавшаяся для него работа, и «предлагал в обмен своё искусство», лавочник специально заказал раму из Иокогамы и давал за один из этюдов 30 иен (четыре месяца аренды дома или месячная зарплата рабочего).

Пальмов с женой покинули остров раньше всех, 21 марта. Вскоре в Иокогаму со множеством новых работ отплыли Бурлюки. Обратно плыли тем же пароходом «Хиго-Мару», только уже в третьем классе. Все были переполнены впечатлениями. Если «Ошиму» Бурлюк диктовал жене на Чичидзиме, то повесть о самой Чичидзиме — почти сразу после возвращения оттуда, в июле 1921 года в Иокогаме.

После большой выставки в редакции газеты «Токио Ничиничи» Бурлюк с Пальмовым и Фиалой устроили ещё ряд выставок, в том числе в клубе «Young Men’s Christian Assotiation» и в театре «Gaiety» в Иокогаме. В этом крупнейшем портовом городе Японии они жили в семье япониста Константина Полынова и его жены, бывшей гейши Оминэ-сан. Из Иокогамы Бурлюк с Фиалой много ездят — в города Камакура, Никко, Готемба, и везде пишут местные пейзажи. 5 июля Пальмов с женой и Константин Полынов, принявшие решение возвращаться в Россию, уехали в Харбин. Бурлюк же с Фиалой продолжали ездить по стране, показывая свои работы и создавая новые. За это время Давид Давидович написал более десятка видов Фудзиямы, постепенно готовясь к финальному аккорду пребывания в Японии — восхождению на Фудзи-сан. Горы, как и море, магнитом притягивали его: «…быть в стране восходящего солнца и видеть священную гору лишь на бесконечных открытках, рекламах, стилизациях архитектурных мотивов, это всё равно что, быв в России, не иметь представления о Волге».

Восхождение на Фудзи-сан

На Фудзияму они поднялись втроём — Давид Бурлюк, Вацлав Фиала и Герберт Пикок. 20 июля приехали из Иокогамы в городок Готемба, оттуда отправились машиной в горную деревню Субасири. 31 июля, в 11 часов, начали восхождение. Они поднимались в сплошном тумане, моросил дождь, и надежды увидеть окрестности, освещённые солнцем, практически не было. К вечеру поднялись на высоту 1250 саженей (2667 метров). «Если вспомнить, что Эйфель равен высотой ста пятидесяти саженям, Вульворт — высочайшее здание мира — 780 фут, храм Христа Спасителя — пятидесяти двум саженям, то мы сделали не так уж мало», — писал Бурлюк в повести «Восхождение на Фудзи-сан», изданной в Нью-Йорке в 1926 году. За два года до этого, к 25-летию своей художественно-литературной деятельности, он выпустит сборник «Бурлюк пожимает руку Вульворт Бильдингу». К вершинам он стремился всегда.

На Фудзи (3776 метров над уровнем моря) они с Фиалой и Пикоком поднялись 1 августа. К счастью, на вершине было солнечно. Конечно же, Бурлюк сделал там несколько этюдов. Спускались обессиленные, со стёртыми ногами и в разорванных ботинках, но довольные. По дороге, уже в темноте, заблудились… Пока были свежи впечатления, Бурлюк и Фиала написали по повести. Бурлюк опубликовал свою сначала, ещё до Америки, во владивостокской газете «Голос Родины».

С сентября 1921 года Бурлюки и Фиала живут в Кобе; Бурлюк устраивает там свою первую персональную японскую выставку. Заместитель председателя городского собрания Киёси Моримото заказывает ему портрет своей семьи.