Читаем Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения полностью

Всё в Америке получилось далеко не сразу. Но оптимизма и умения приспосабливаться к новым обстоятельствам Давиду Давидовичу было не занимать. А огромные перспективы, открывающиеся в новой стране, он разглядел моментально.

Первые месяцы, встречи и впечатления

На центральный вокзал Нью-Йорка Бурлюки прибыли поздним вечером 2 сентября 1922 года. О переезде и первых впечатлениях от Америки лучше всего рассказали они сами в двух письмах, почти сразу по приезде отправленных Фиалам в Прагу.

9 октября Бурлюк писал: «“Переезд” наш длился, в общем, 2 месяца — месяц ехали и месяц устраивались; устроиться здесь трудно — масштаб очень велик, а также большое значение имеют тут деньги. Языка пока не знаю, но постепенно он входит в сознание. Погода стоит здесь тёплая, не знаю, как потом. Хотя в квартире рам зимних нет. Из русских художников здесь есть Судейкин, Рерих, Ремизов и скульптор Дерюжинский. Здесь будет большая выставка русского искусства — устраивает Бруклинский музей.

От Японии не осталось ничего, кроме приятных воспоминаний, хватило всё же до 15 сентября. Переезд стоил 3000 иен.

<…> Газета здесь есть… — с трудом (бесплатно) начинаю туда пролазить. <…> Мы ехали на “Empresse of Russia” — с Пикокшей и дети. Сам Герберт (немного “поддержал”) остался в Yokohama. Я очень рад, что закончил свою “колониальную” колею жизни и перехожу к Американским масштабам. Если здесь приехать без знакомств и связей, то попадёшь на малярную работу, без всякого промедления.

<…> Посылаю вам каталоги моей последней выставки в Японии. Фотографии лета и т. п. Пишите по этому адресу на Harrison Ave. Это адрес теперь правильный на 2 года».

Мария Никифоровна, как всегда, была более романтична и внимательна к деталям, подчас совершенно несущественным:

«…В Нюорк (так! — Е. Д.) мы приехали 1 сен., океаном ехали две недели, погода была тихая, не было больших бурь, мы все себя чувствовали не плохо, кушали 4 раза в день, гуляли, слушали вой ветра, в туман гудок тревожный парохода, смотрели дельфинов, стаей идущих за пароходом, далёкий фонтан кита, и оборванные длинные ветки подводной травы, похожих на змей, затерянных в океане, проехали день меридиана, и наступило так холодно, как зимой. В Ванкувере высадились и ехали 6 суток поездом, очень быстро, пыльно, через знаменитый горный хребет, посмотрели все картинки, что в путеводителе показаны, водопады, утёсы, снеговые горы, озера Луиза, гору Стефана, при спуске летя с такой быстротой, что еле держишься на спальной койке (широкой с простынями и одеялами), полагаясь на волю Бога. Ехали такими похожими на Россию полями, лесами, душа отходила от японской сонливости и миниатюры пейзажа. А теперь Нев-Jорк квартира в новой части города, где много садов (60 дол. в месяц) с контр<актом> на два года. Детки в школе английской проучились четыре недели, знают счёт до десяти и много слов, понимают, что говорит учительница. Я всё время гуляю, провожая детей в школу из школы, два раза в день туда надо прийти.

<…> Здесь Давид Давидович получил приглашение на выставку в Бруклинском музее и Филадельфии от 15 дек<абря> до половины фев<раля>. Много очень интересного, ходим в субботу и воскресенье (детки не учатся) по музеям, театрам, вчера были на Айседоре Дункан, Давид Давидович познакомился с её мужем Есениным, будет писать его, а с неё наброски.

<…> Живём мы от центра 20 мин. по воздушной дороге, она местами в пять этажей уходит под землю (на воздухе на свету один только), есть экспрессы в 11 вагонов электр. поезд, в потолке вертятся вентиляторы, останавливаясь при дневном свете. В квартире есть ванна, газовая кухня (мудро названная Давидом Давидовичем лабораторией) так много в ней всевозможных приспособлений, две больших комнаты и коридор, на солнечную сторону окнами».

Бурлюки поселились в Бронксе, в доме 2116 по Харрисон-авеню. Именно в этом доме будет у них гостить три года спустя Владимир Маяковский. К сожалению, этот старый шестиэтажный дом позже снесли. Бронкс был тогда тихим, зелёным районом, удобство было и в том, что прямо напротив находилась 26-я школа, в которую сразу же пошли дети.

Первоначальный расчёт Бурлюка был прост. Тем более что все эти этапы ему приходилось проходить неоднократно. Организация выставок, продажа картин, знакомство с коллекционерами и критиками — и далее поездки по стране, новые выставки и выступления, известность и богатство. Выставлять было что — он привёз с собой около 150 отличных работ, выполненных в Японии, и несколько владивостокских. Определённая схожесть с «завоеванием» Японии была и в том, что в Америке о нём уже писали. И не только Оливер Сэйлер. Его имя как участника «Синего всадника» было упомянуто коллекционером и арт-критиком Артуром Джеромом Эдди в книге «Кубисты и пост-импрессионизм».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции

Это книга об удивительных судьбах талантливых русских художников, которых российская катастрофа ХХ века безжалостно разметала по свету — об их творчестве, их скитаниях по странам нашей планеты, об их страстях и странностях. Эти гении оставили яркий след в русском и мировом искусстве, их имена знакомы сегодня всем, кого интересует история искусств и история России. Многие из этих имен вы наверняка уже слышали, иные, может, услышите впервые — Шагала, Бенуа, Архипенко, Сутина, Судейкина, Ланского, Ларионова, Кандинского, де Сталя, Цадкина, Маковского, Сорина, Сапунова, Шаршуна, Гудиашвили…Впрочем, это книга не только о художниках. Она вводит вас в круг парижской и петербургской богемы, в круг поэтов, режиссеров, покровителей искусства, антрепренеров, критиков и, конечно, блистательных женщин…

Борис Михайлович Носик

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Мировая художественная культура / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное