Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

Именно Чанлер несколько первых лет материально поддерживал Бурлюка и стал одним из первых его американских коллекционеров. В доме Чанлера Давид Давидович познакомился со многими художниками, в первую очередь с выходцами из России. С кем-то он сдружится на всю оставшуюся жизнь — это были братья Мозес и Рафаэль Сойер, Николай Цицковский; с другими будет сотрудничать — как, например, с Николаем Рерихом. Познакомился Бурлюк и с эстонским писателем, мистификатором, прожектёром и авантюристом Иваном Народным (Яаном Сибулем), который был в то время секретарём у Чанлера. Народный фонтанировал несбыточными идеями. После неудавшихся (целиком виртуальных) попыток создания Соединённых Штатов России им овладела идея создания богемной космократической религии искусства, которая позволила бы его сторонникам (среди них он видел американских филантропов, модернистов и русских авангардистов, бежавших от большевиков) подготовить культурную метафизическую революцию в Америке — восстание против торгашеского духа и механизации жизни.

Как это ни странно, полубезумные идеи Народного оказали влияние на целый ряд созданных в 1920-х годах работ Бурлюка. А самым первым результатом их взаимодействия стало оформление Давидом Давидовичем научно-фантастической пьесы Народного «Небесная дева», которая планировалась к показу на Бродвее и в Москве, но была показана всего два раза — в загородном доме телефонного магната Кларенса Мак-Кея и в манхэттенской студии умершего незадолго до этого скульптора Чарлза Рамси, чья жена тоже покровительствовала искусствам. Однако этого оказалось достаточно, чтобы в прессе появились отзывы, в которых особого упоминания заслужили созданные Бурлюком «фантастические костюмы обитателей звёздного мира» и декорация «астральной биологической лаборатории». Два его эскиза — Луны, «марсианской женщины, которой 50 000 лет», и «граждан, которые живут в четвёртом измерении», — даже были воспроизведены в печати. Фантасмагорическая композиция «В городе», изображающая птицеголовых обитателей звезды, стала первой в серии его социальных полотен 20-х годов.

Более того — Бурлюк даже сыграл роль этой самой Луны, вспомнив свои театральные опыты в Чернянке. «…Также были некоторые спешные дела: ставил спектакль, лепил маски, писал декорации и сам играл большую роль старухи Луны — роль пантомимическая, но надо, чтобы движения совпадали со словами — первое представление состоялось 8 июля в доме короля почт и телеграфа Маккэй в 50 верстах от Нью-Йорка — рассчитывал получить за это деньжат, но денег не уплатили — кто-то их получил другой, а теперь сижу и надеюсь, что может быть из этих знакомств выйдет что-нибудь в будущем», — писал он летом 1923-го Фиалам в Прагу.

Иван Народный, в свою очередь, живо заинтересовался почерпнутыми у Бурлюка идеями Велимира Хлебникова о «ключе времени», занялся созданием науки «хронософии», назвал Хлебникова своим учителем и даже опубликовал фрагменты из его «Досок судьбы», полученных, несомненно, от Бурлюка. В середине 1920-х годов Народный сформировал вокруг себя кружок поэтов и художников, названный им Артелью искусств, или пилигримами, и начал издавать авангардистский журнал «Pilgrims Almanach», в котором опубликовал в том числе «мимодраму» «Небесная дева» с иллюстрациями Давида Бурлюка и Роберта Чанлера. В одном из номеров альманаха был опубликован симультанный портрет Народного работы Бурлюка с подписью «Портрет И. Народного и других его ипостасей». Бурлюк удивительно угадал с образом своего нового знакомого, обладавшего способностью принимать самые гипертрофированные и часто несовместимые «формы идентичности», когда того требовали обстоятельства.

Сергей Конёнков, бывавший у Чанлера и встречавший там Бурлюка, вспоминал: «Здесь, дорвавшись до американской “свободы”, каждый исповедовал свою веру. В интеллектуальной сутолоке салона Чанлера не каждый был виден в полный рост. Процветал балаганно-саркастический Бурлюк. Он превозносил до небес “свой” журнал… и вышучивал всех подряд». О том, какое впечатление производил «отец российского футуризма» на американскую публику, писал и приехавший в США в качестве секретаря и переводчика Сергея Есенина и Айседоры Дункан А. Ветлугин, с которым Бурлюк был знаком с 1915 года:

«Бурлюк в Америке. Неслыханно. “Это не человек, а олицетворённая сенсация”, — сказал о нём редактор большой американской газеты.

Умирать буду, не забуду. На страшном суде вспомню, засмеюсь. Вечер в доме миллионерши и покровительницы искусства миссис Гарриман-Ромзей. Толпы людей во фраках и бальных туалетах. Что ни имя — то общемировая известность. Появляется Бурлюк. В чёрном сюртуке, в золотом жилете нечеловеческой красоты. И начинается давка. Щупают жилет, осматривают серьгу. <…> А Бурлюк контрабандой под прикрытием жилета проповедовал новое искусство.

Слушали и мотали на ус. Через неделю в разговоре со многими из присутствовавших я услышал такие речи об искусстве, в происхождении которых не усомнился».

Как напоминают эти слова Ветлугина слова Николая Асеева о деятельности Бурлюка во Владивостоке!