Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

На первом публичном выступлении Маяковского в «Централ Опера Хаус» того же 14 августа Бурлюк выступил с приветственным словом. «В заключение своей речи он указал на отношение молодой России к Америке. Маяковский приехал в Америку учиться, по его собственному признанию. <…> В новой России “американизм своего рода заслуга, но это в лучшем значении слова. Он надеется, что когда океан лжи будет пройден, Америка и СССР протянут друг другу свои мощные руки”» — это из заметки о выступлении в «Русском голосе». Угадывается почерк самого Давида Давидовича — вот и совершенно логичное объяснение тому, что он сам с его просоветскими взглядами делал в Америке.

В августе на приёме у Чарлза Рехта Маяковский познакомился с Элли (Елизаветой Петровной) Джонс. Амторг, в котором работал Рехт, был акционерным обществом, учреждённым в США с целью развития советско-американской торговли и фактически выполнявшим до 1933 года функции и посольства, и торгового представительства, и главной базы для работы ОГПУ и Коминтерна. Елизавета Петровна Зиберт родилась в Уфимской губернии в семье обрусевших немцев и вышла замуж за англичанина Джорджа Джонса, с которым вместе работала в «ARA». После переезда в Нью-Йорк их отношения разладились, и они стали жить отдельно, хотя, возможно, и сам брак был своего рода помощью Джонса для выезда Елизаветы за границу. Роман её с Маяковским завязался быстро и был мучительным — как и все почти романы поэта. Когда Маяковский уезжал из Америки, он уже знал о том, что Элли беременна, но они дали друг другу слово никому об этом не рассказывать. Известие о романе с эмигранткой, безусловно, дискредитировало бы Маяковского, а после неожиданной, нелепой и трагической смерти руководителя Амторга Исайи Хургина, в которой многие, в том числе и Маяковский, подозревали «руку» ОГПУ, они просто боялись за судьбу будущего ребёнка.

Практически сразу они стали неразлучны. Первоначальный интерес Маяковского к Элли был, скорее всего, вызван практическими соображениями — как Эльза Триоле в Париже, Элли Джонс была его переводчицей в Америке. Она помогала ему покупать одежду и обувь, подарки дамам, заказывать еду в ресторанах. Однако очень быстро в их отношениях появились чувства. Дочь Маяковского и Элли, Патриция Томпсон, на основе воспоминаний мамы выпустила в 1993 году книгу «Маяковский на Манхэттене» (в 2003 году в Москве вышел русский перевод), в которой пишет об их отношениях:

«Он заходил ко мне каждое утро, и мы проводили день вместе, читая и гуляя… Нас постоянно куда-то приглашали. Он везде брал меня с собой». Маяковский и Элли были очень осторожны и тщательно скрывали свои отношения. «Мы всегда использовали официальную форму обращения, — вспоминала Элли. — Ни он, ни Бурлюк никогда не называли меня иначе как Елизаветой Петровной. На людях он целовал мне руки». Разумеется, с Бурлюком Маяковский познакомил Элли почти сразу. В сентябре они втроём дважды ездили в кемп для отдыха еврейских рабочих «Нит Гедайге», куда Бурлюка пригласили его коллеги из газеты «Фрейгайт». Во время второго приезда, 28 сентября, Маяковский с Бурлюком сделали карандашные портреты Элли — свой портрет Бурлюк позже отправит в СССР, своему «духовному сыну», тамбовскому коллекционеру Николаю Никифорову.

В сентябре и октябре Маяковский много выступает — в Нью-Йорке, Кливленде, Детройте, Чикаго, Филадельфии. «Фрейгайт» публикует его стихотворения в переводе на идиш, а Бурлюк в типографии «Нового мира» издаёт отдельными книжечками два стихотворения Маяковского: «Солнце в гостях у Маяковского» («Необычайное приключение») и «Открытие Америки» («Христофор Коломб»), снабдив их своими рисунками. Всё, как в старые добрые времена «Турне кубофутуристов» и выступлений в «Кафе поэтов». Маяковский с успехом продавал эти книжки во время своих выступлений. Интересно, что в обеих книгах Бурлюк самовольно изменил названия, чем Маяковский был весьма недоволен. Вместо «Солнце» книжка стала называться «Солнце в гостях у Маяковского», а Колумб стал вдруг Коломбом (по-американски, как считал Бурлюк). При этом Бурлюк ещё и дал ко второй книжечке эпиграф: «Христофор Колумб был Христофор Коломб — испанский еврей. Из журналов». Возможно, это было своеобразным «алаверды» со стороны Бурлюка еврейским газетам и организациям, которые помогали ему с организацией выступлений Маяковского. Николай Иванович Харджиев, побывавший 23 июня 1926 года на выступлении Маяковского в Летнем саду в Одессе, утверждал, что у самого Маяковского в черновиках никакого «Коломба» не было, и во время чтения стихотворения он произносил исключительно «Колумб».