Читаем Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения полностью

Неугомонный Давид Давидович ни дня не сидел без дела. На тогдашних его фотографиях он постоянно то с длинной кистью, то с карандашом в руках. Он рисовал портреты родственников, друзей семьи и гостей, а ещё они с Людмилой работали вместе на пленэре, рисуя вечно прекрасную Прагу. И не только Прагу — когда к Бурлюкам в Подебрады приезжали Вацлав и Людмила, все вместе они выходили на пленэр и писали чешскую природу, пруд, гусей…

Интересно, что в одно время с Бурлюками в Подебрадском санатории отдыхали Аркадий и Руфь Райкины. Руфь Райкина даже читала Бурлюкам свои рассказы.

После санатория в Подебрадах Бурлюки на три недели уехали в Карловы Вары, где остановились в отеле «Ян Есениус». А после возвращения в Прагу Давид с Марусей ездили с Фиалами по чешским городам. Они побывали в Клаштере, Раковнике, Кутной Горе, Желиве, где встретились с русским эмигрантом, врачом Михаилом Андреевичем Келиным. Бурлюки и Фиала везде делали наброски, эскизы; в замке Крживоклат Давиду удалось написать большую картину маслом и сделать несколько рисунков высоких башен, а в Раковнике — несколько акварелей.

В Чехословакии Бурлюкам понравилось. «Страна — обилия всяческого и (по сравн. с Россией!..) низких цен на одежду, обувь. Пишу тебе всё как оно есть. Разрушений в стране нет. Дома, города, сёла — полны дворцов, музеев — в отличн<ом> “немецком” порядке — и около 500 церквей сейчас ремонтируются!» — писал Давид Давидович Константину Безвалю в декабре, уже после возвращения в Америку.

После восьмидесяти дней в Чехословакии Бурлюки поездом отправились в Париж. За неделю со 2 по 9 декабря они успели встретиться с уже почти беспомощными и больными Ларионовым и Гончаровой, со вдовами Ивана Пуни и Николая Евреинова, с художником Константином Терешковичем, Эльзой Триоле и Луи Арагоном. И, конечно же, много ходили по музеям и галереям. 9 декабря из Шербурга отплыли обратно в Нью-Йорк. Но и в Нью-Йорке не задержались — через неделю уехали во Флориду, в свою обычную зимнюю трёхмесячную поездку.

Оттуда Давид Бурлюк писал в Прагу: «После бурного переезда на Квин Мэри, мы прибыли 17 дек<абря> в Нью-Йорк. В тот же день купили билеты, “спастись от зимы” — самая холодная за много лет в САСШ; но когда на севере метели, холода, на юге 1300 миль далее от них — тоже температура понижается, снега не видно, но избалованные теплом южане мёрзнут и при 5–10 градусах тепла, проклиная “спутников” и “атомные бомбы”. <…> Здесь мы печатаем сейчас 2 номера 35 и 36 Color and Rhyme — стоит массу денег, но это было необходимо сделать. На ближайшей неделе мы вам вышлем № 35; там воспоминания Маруси о Фешине и 6 репродукций с его картин. Также разные разности; и 36 № Color and Rhyme — будет история нашего путешествия 1957 г. в Европу и пребывания в Чехии».

После возвращения домой Давид Давидович печатал журналы и готовился к очередным выставкам, которые состоялись в «ACA Gallery» (30 ноября — 20 декабря 1958 года) и в Художественном центре Брадентона (Флорида, 8–20 апреля 1959 года). Приближаясь к своему восьмидесятилетию, он ощущал себя настоящим мэтром. «Папа» и «Мама», как их с Марией Никифоровной называли друзья и знакомые, обзавелись массой «приёмных детей» — от галеристки Эллы Джаффе до коллекционера Никифорова. Бурлюк вёл огромную переписку и с корреспондентами из СССР, и с американскими коллегами, поклонниками и коллекционерами. Среди них было множество известных людей — например, Генри Миллер писал ему о своей любви к русской литературе, а Рокуэлл Кент поздравлял с открытием выставок. Работы Бурлюка быстро и успешно продавались. О нём регулярно писали в американских газетах и журналах. И тем не менее они с Марусей неуклонно боролись за «продвижение имени Бурлюка и защиту его искусства». В первую очередь это относилось, конечно, к СССР, где работы «учителя Маяковского» так и хранились в запасниках, а стихи не спешили издавать.

Большую часть следующей зимы и весны (1958–1959) Бурлюки вновь провели во Флориде. Вернувшись в конце апреля в Хэмптон Бейз, Давид Давидович, как обычно, много пишет. В августе 1959-го он получил предложение устроить свою выставку в Мюнхене. Уже 27 сентября Бурлюки вновь отправились в Европу, везя с собой картины. Из Амстердама они переехали в Мюнхен, где в Ленбаххаусе 11 ноября открылась выставка, прошедшая с большим успехом. Из Германии супруги поехали в Швейцарию, Испанию, Францию и Голландию, откуда 7 декабря отплыли обратно в Америку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции
Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции

Это книга об удивительных судьбах талантливых русских художников, которых российская катастрофа ХХ века безжалостно разметала по свету — об их творчестве, их скитаниях по странам нашей планеты, об их страстях и странностях. Эти гении оставили яркий след в русском и мировом искусстве, их имена знакомы сегодня всем, кого интересует история искусств и история России. Многие из этих имен вы наверняка уже слышали, иные, может, услышите впервые — Шагала, Бенуа, Архипенко, Сутина, Судейкина, Ланского, Ларионова, Кандинского, де Сталя, Цадкина, Маковского, Сорина, Сапунова, Шаршуна, Гудиашвили…Впрочем, это книга не только о художниках. Она вводит вас в круг парижской и петербургской богемы, в круг поэтов, режиссеров, покровителей искусства, антрепренеров, критиков и, конечно, блистательных женщин…

Борис Михайлович Носик

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Мировая художественная культура / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное