Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

Раздражение от непризнания выплёскивалось на страницы писем Никифорову, бесстрашно продолжавшему переписку. Бурлюк всё больше и больше критиковал советскую действительность — по крайней мере, в части отношения властей к современному искусству. Параллельно с этим он всё чаще и чаще хвалил новую родину. В мае 1957 года, обсуждая «Одноэтажную Америку» Ильфа и Петрова, Бурлюк писал:

«Писания Ильфа об Америке устарели. За 20 лет неслыханно наша страна САСШ шагнула вперёд. <…> Америка страна необычайных возможностей, очень богатейшая! 1000 музеев! 350 000 молодых художников. Тысячи газет… Необычайное количество всего… Нельзя писать так с кандачка — фельетонно, как И. и П. Но они мертвы, и о них лучше (de mortius aut bene aut nihil)».

Несмотря на любовь к России, Бурлюки к концу 40-х стали воспринимать Америку родным домом. Ещё в 20-х Бурлюк называет её мачехой, в 30-х помогает Марусе справиться с ностальгией и называет США «второй Родиной», а в ноябре 1957-го пишет Никифорову из Карловых Вар: «Мария Никифоровна ужас как скучает за домом — Америкой…» Бурлюк, тот самый Бурлюк, который писал хвалебные стихи о Ленине и изображал портреты Сталина на своих натюрмортах, начал критиковать советскую власть. «Мы Родину любим, ценим, но кого любишь, тому не льстишь».

11 июня 1958-го, продолжая ту же мысль, он писал: «А на Родине лижут пятки Готтузо (35-летн<ий> малознающий итальянец)… <…> а мои картины в подвалах… Идёт всё ещё спор: достаточно ли искусство Бурлюка — “искусство”… Тут что-то неладно… со вкусом и отношением. Нет пророка в отечестве своём».

После Ильфа и Петрова «досталось» давнему знакомому Бурлюков, Корнею Чуковскому, который разгромил американскую литературу на одном из съездов писателей. Вот что пишет Бурлюк Никифорову 5 июня 1959 года:

«К. И. Чуковский накинулся на Америку, обвиняя её “в упадке лит. вкуса” <…> Из-за дерев леса не видит. Америка — богатейшая страна. “Догнать и перегнать её — наша задача”. Если Америка будет лет 10 стоять на одном месте и поджидать догоняющих и перегоняющих! <…> Надо изучать страны, с коими желаем жить в мире. В Америке полная свобода печати. Пиши, что и как хочешь, и, если ты можешь добиться до читателя, торжествуй. <…> Это страна добрых людей, культурных и совершенно не склонных к жестокости или варварскому насилию над мнением, вкусом или даже инквизиционно (“за футуризм надо сечь!”) склонных лишать свободы или, даже! жизни. <…> Корней Чуковский, старчески ища успеха для своего выступления <…> односторонне подошёл к Америке, её литературе, преувеличивая и стараясь мало осведомлённой аудитории пустить шерсть (Wool) в глаза, как говорят по-английски».

Маруся добавляет: «И жизнь, она отсеет то, что ценно, и вам не надо плакать о нас, американцах».

Дальше — больше. 27 июня 1963-го: «Нам от нашей Родины, которую мы любим и для которой всю жизнь трудились и трудимся (бескорыстно), — ничего не нужно. На имени Бурлюка в СССР поставили ныне крест — “забыть”, “уничтожить самое имя”. Это “суд истории”. Мы бессильны защищаться». 11 октября 1963-го: «Россия отстала, Россия в живописи и литературе вся под пятой старых, провинциальных, отсталых вкусов, отворачиваясь от жизни Запада. Без “Запада” жить нельзя. Изоляция вредна и экономически, и эстетически. Володя Маяковский боролся с этим и погиб в неравной схватке со вкусами толпы».

И вот определяющее: «…я американец, “уроженец России”».

Глава тридцать вторая. «Великолепная старость»

Когда Давид Бурлюк окончательно утвердился в мысли о том, что в Советском Союзе он уже никому не нужен, ситуация вдруг волшебным образом изменилась. В СССР произошли перемены — от власти был отстранён Никита Хрущёв, с подачи которого были начаты гонения на художников «не тех направлений». Одновременно с этим США начали активное участие во Вьетнамской войне, и советские власти, разумеется, были заинтересованы в усилении там антивоенных выступлений. Тут-то они и вспомнили о Бурлюке, чья антивоенная позиция была давно известна. Отношение сотрудников советского посольства к нему изменилось, словно по мановению волшебной палочки. Теперь уже не Бурлюки просили, а сами чиновники активно зазывали их поехать в СССР. Бурлюки же отнекивались, ссылаясь на плохое здоровье. Это было правдой — они даже не поехали зимой 1964/65 года во Флориду.