«Посольские» не сдавались. Сначала они дважды пришли на открытие новой выставки в «ACA Gallery» (5–24 апреля 1965 года), причём там были не только секретарь посольства и консул в Нью-Йорке, но и постоянный представитель СССР при ООН Николай Федоренко. Затем устроили визит к Бурлюкам в Хэмптон Бейз художника Павла Корина, который назвал Давида Давидовича своим учителем «в годы 1913–1917». Снова и снова приглашали Бурлюка ехать гостем в СССР. Передали написанные Бурлюком портреты в музеи (Элизабет Герли Флинн — в Музей революции, а портрет актёра Николая Черкасова, с которым Бурлюк сдружился в 1956 году в Крыму, — в Волгоградский художественный музей). Бывший директор Казанской художественной школы Трошин прислал Давиду Давидовичу почётный диплом от профессоров и учеников, «как мировой знаменитости, прославившей школу». Затем «советский посол Н. Т. Федоренко и его свита» устроили Бурлюкам парадный приём в посольстве «и предлагали август — сентябрь этого года быть гостями почёта на Кавказе и в Москве». Такого внимания со стороны советских чиновников к Бурлюку ещё никогда не бывало.
На решение всё же поехать в СССР подействовали, однако, не столько уговоры дипломатов, сколько придуманная самим Давидом Давидовичем цель поездки. Он решил обменять свои новые работы на старые, хранившиеся в запасниках советских музеев. 14 июля 1965 года он писал Корнею Чуковскому: «Мы 16 августа летим прямым рейсом — Нью-Йорк — Москва (через Париж). Цель полёта попытаться получить штук 10–12–20 моих картин — модерного стиля “кубо-футуризм” из <тех> кои хранятся в подвалах Москвы и Ленинграда (музеях) — в запасниках. Это — поможет мне обеспечить и украсить комфортом мои преклонные… Начните просить, хлопотать, узнавать, куда нам стучаться. Посол Федоренко, Федосеев, Петровские — из Вашингтона и ЮНО (ООН. —
Чуковский хлопотать, конечно же, не стал, а только заметил по поводу Бурлюка: «Всё это самореклама — и пройдошество. Иногда он правда подражает Шагалу, иногда Кандинскому, иногда Пикассо, но собственного лица не имеет и вот уже сорок лет спекулирует именем Маяковского, который, по благородству, был верен друзьям своей юности, даже если они были Кручёных или Бурлюки».
О предстоящей поездке в СССР Бурлюк писал и Никифорову: «Дорогой сын НАН Николай Алексеевич Коля. Сегодня 9-е июля. Через 13 дней мне будет 83 года. Ма Фея решила отметить эту нашу победу жизни — лётом на Родину. Мы вылетаем на Москву, Ленинград, Кисловодск, Тифлис, Эривань 14 августа. Победа искусства Бурлюка, гонимого на Родине».
И продолжал: «Осталось 20 дней жить, и я уже переживу Гёте и Виктора Гюго (83). Л. Н. Толстого в прошлом году. Degas 84 (Репин) и Клод Монэ 86, но это уже цель даже плохо зримая и нет особой веры, что хватит сил дотянуть до таких лет».
Во время этой поездки они с Никифоровым, наконец, встретились лично — в первый и последний раз.
Через шестнадцать дней после окончания выставки в Саутгемптоне («Oliva Gallery», 18–31 июля 1965 года) Бурлюки вылетели в Москву. Незадолго до этого Давид Давидович написал в Тамбов: «16-го августа летим… из Нью-Йорка через Амстердам в Москву, где будем 17.VIII с помощью Господа Бога. Мы в Москве будем за свой счёт и риск до 1-го сентября. <…> На сей раз визит на Родину будет эго-центрическим — люди нас мало интересуют. В половине октября будем восвояси. Будем хлопотать дать нам 15 картин из подвалов Русск<их> музеев для нас — наших картин кубофутурист<ического> стиля, обеспечить мою старость».
К тому моменту Давид Давидович действительно почти всех пережил. Не только Гёте с Толстым, но и всех почти своих соратников по футуристическим «боям». В августе 1956-го умер Сергей Спасский, в ноябре 1961-го — Василий Каменский, в июле 1963-го — Николай Асеев. Из эгофутуристов в живых оставался лишь Василиск Гнедов, из кубо- Кручёных. Остался Бурлюк и последним живым участником «Синего всадника».
В Советском Союзе Давид Давидович с Марией Никифоровной пробыли всего три недели, с 17 августа по 8 сентября 1965 года. Официальной причиной такого скорого отъезда домой стали проблемы со здоровьем — именно о них сообщил Бурлюк советскому послу в США уже по возвращении. В письмах Никифорову он называл свой отъезд «поспешным отступлением Наполеона из Москвы».
На самом же деле причина была иной. Давид Давидович понял, что его мечта о возвращении из запасников советских музеев части его старых работ абсолютно невыполнима. Смысла оставаться дольше просто не было.