Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

А начинали Бурлюки, как и в прошлый раз, очень активно. В аэропорту их встречало множество людей — писатели, журналисты, актёры, фотокорреспонденты, операторы телевидения и кинохроники. «Бурлюков обступает огромная толпа людей. Этот живой поток невозможно сдержать. Лиля Брик и Василий Катанян, Людмила Маяковская и Владимир Лидин, Виктор Перцов и Евдоксия Никитина, Павел Антокольский и Юрий Завадский… Через час мы в гостинице “Националь”. В номере у Бурлюков и на этаже толпятся советские и иностранные корреспонденты. По общему уговору пресс-конференция переносится на следующий день», — вспоминал журналист Леонард Гендлин, познакомившийся с Бурлюками лично как раз во время их второго приезда в Советский Союз.

На пресс-конференции, для которой директор «Националя» выделил самый большой номер, «Давид Бурлюк рассказал о детстве и юности, о том, как учился в Тамбовской гимназии, о дружбе с Маяковским, Хлебниковым, Каменским, Кульбиным; о путешествиях и жизни в Америке». В следующие дни Бурлюки побывали в ряде музеев, в том числе в ГМИИ им. А. С. Пушкина, конечно, в Библиотеке-музее Маяковского, съездили в Загорск в Троице-Сергиеву лавру и встретились с рядом знакомых, в первую очередь художников. Одним из них был Виктор Мидлер, учившийся в 1910–1911 годах в Одесском художественном училище в одной группе с Владимиром Бурлюком и позже общавшийся с Бурлюком и Маяковским в начале 1910-х. Мидлер встречался с Бурлюками и в 1956 году, а после вёл с ними активную переписку. В своих беседах с Виктором Дувакиным Мидлер рассказал много интересного о втором приезде Бурлюков. Например, о том, что все вместе они ездили в мастерскую к Павлу Корину — Давида Давидовича интересовала его знаменитая коллекция икон. По словам Мидлера, к Корину они поехали после пресс-конференции в Агентстве печати «Новости», причём на служебной машине. Самого хозяина дома не было, он попросил тогда своих знакомых показать всё Бурлюку. Мидлер вспоминал о том, как поразили Бурлюка колоссальные размеры мастерской.

Вместе с Мидлером Бурлюки побывали в гостях и у бывшего «голуборозовца» Павла Кузнецова, с которым Мидлер давно и крепко дружил:

«Павел Кузнецов очень хорошо помнил Бурлюка: они вместе учились в Школе живописи и ваяния, так что вместе участвовали в выставках, так что он, конечно, обрадовался… и пригласил их. Поехали вот кто: сын Василия Каменского, художник… Берта Александровна (жена Мидлера. — Е. Д.) и я, и затем Давид Бурлюк и… жена Бурлюка. Ну, Кузнецов очень радушно принял, и мы там просидели довольно долго. И тут мы попросили жену Бурлюка… рассказать свои впечатления о Москве. Тут началось замечательное слово женщины, много лет отсутствовавшей в России, но прекрасно и очень культурно и очень литературно говорившей о своих впечатлениях о Москве. Особенно её… растрогало то, что она увидела, что купола кремлёвских и иных церквей позолочены и блестят, живые, живущие — то, о чём она не слышала, будучи в Нью-Йорке, или, вернее, рассказывали об их разрушении, об их уничтожении. Я подчёркиваю её красивую речь, очень старое русское слово на русском, старом русском языке — и вот её растрогавший этот факт».

Побывали Бурлюки в гостях и у Леонарда Гендлина, который попросил показать тот самый знаменитый рубль, подаренный Маяковским. Рубль висел у Бурлюка на цепочке, которая «…хранит все семейные талисманы и этот старый серебряный рубль чеканки 1924 года».

Не все встречи были такими приятными. Многих раздражало навязчивое стремление Давида Давидовича к саморекламе. По свидетельству жены художника Льва Бруни, «когда приехал Бурлюк, я пошла к нему, но он ни о чём, кроме себя, говорить не может (или не хочет)».

Судя по всему, Бурлюки и сами не чувствовали радости от этой поездки. 28 декабря Мария Никифоровна писала Николаю Никифорову: «Люди, видевшие нас, верно, не остались довольны, но мы ведь не куклы, а живые, и время прожитое нанесло карты линий на наши лица. Они видны на фото и производят невесёлое впечатление. Мы с Бурлюком были счастливы лететь опять домой. <…> Бурлюка здоровье стало падать в России. Много ненужного разговора. Вы все моложе нас, и не было у вас тревоги о “нашей усталости”. Каждый спешил что-то узнать, сказать».

О самой главной в тот приезд встрече рассказал в своих воспоминаниях Леонард Гендлин:

«Бурлюки попросили искусствоведа Каменского и меня сопровождать их в Третьяковскую галерею. Учёный секретарь Володарский устроил сверхскромный “приём”. На огромном столе красовались чашки с холодным чаем и печенье. Володарский снял трубку местного телефона. Он коротко проговорил:

— Из запасников принесите четыре работы Давида Бурлюка, те, которые мы вчера отобрали.

Пейзажи Бурлюка — поэзия в красках. <…> Меня поразила гамма красок, глубокое сочетание мысли и вкуса художника.

Давид Давидович стал просить свои картины в обмен на другие. Издеваясь, Володарский саркастически ответил: