Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

Но увлечение тушью было доминирующим. Давид рисовал с утра до вечера пейзажи, «не чуждаясь, однако, делать наброски какого-нибудь шалуна… или девочки-гусятницы». Тушью он будет рисовать потом много — множество его иллюстраций к футуристическим сборникам выполнены ею. Именно свои рисунки мокрой тушью показал он преподавателям Казанской художественной школы Медведеву, Мюфке, директору школы Бельковичу.

Но как же неоконченная гимназия? И как сказать обо всём отцу, который «метался по России, разыскивая место, угол для своей семьи»?

Давид, поддерживаемый матерью, отправил отцу письмо, которым хотел смягчить удар и обеспечить себе победу, уверяя, что продолжит учёбу, даже уйдя из гимназии. Позже он вспоминал процесс сочинения письма так:

«…“Гимназия глушила казёнщиной во мне всякую мысль, и самому можно учиться, лишь бы охота была”. Далее почему то я переходил на стихи и начертал: “Я изучу науки все земные, я поднимусь за облака”. Перед этим, зимой, в Твери (мой друг Герберт Пикок в доме внучки Бакунина) — я читал много Шелли. У Байрона (из Манфреда) по памяти, для вящей убедительности, я дёрнул эти строки, переложив на русский язык. От отца пришло ответное письмо “Не торопиться”, но с матушкой моей такой же “всё для детей”, как и сам добряк отец, великан запорожец… мы решили так. Ехать в конце августа по программе — явка на экзамен — и в Казань везти работы: в канцелярии всё объяснить. Учусь в гимназии, две зимы осталось — как быть: зависит от вас, если есть талант, времени терять не буду — перевожусь из гимназии. Если только любовь к искусству, то доучусь в гимназии, а потом уже и к вам: зависит от вас…»

Вердикт будущих преподавателей был единодушным: «Они посоветовали мне не оканчивать гимназии и немедленно поступить ввиду моего “выдающегося дарования” в Казанскую школу».

Связана с Линевкой и романтическая история. В главном корпусе жило семейство тех самых Прянишниковых: две сестры, «замужняя и девушка», блондинки. «Первая ходила в дачных капотах и заглядывая в наш флигель через окно на фоне куста сирени, располагалась локтями на подоконнике так размашисто, что компоты “ея” обильных прелестей заставляли колотиться мое семнадцатилетнее сердце, и на щеках угреватых всходило алое солнце румяного юношеского любопытства. С младшей я ездил в бричке в Симбирск. Девушка мне нравилась в те годы, но я был робок, несмел “и взор потупленный любовности моей бывал удел”». Увлечённый сверстницей Давид не мог и представить, что свяжет впоследствии свою жизнь с пятилетней девочкой Марией, дочерью Никифора Еленевского, которая тем летом в Линевке часами наблюдала за тем, как он рисует, по-детски влюбившись в него. Людмила Бурлюк в своём очерке «Линевка (мотив)» писала о юной ещё девочке, которая «коснулась своими маленькими руками открытого горячего сердца Давида Бурлюка, которая смотрела на быструю уверенную руку… по-детски, но верно и искренне любовалась. Она стояла рядом с тем, кто был почти юношей, с которым потом через несколько лет она соединила свою жизнь навсегда».

Лето в Линевке было последним годом детства. Осенью, в Казани, началась взрослая жизнь. Давид снова уехал от родных — на этот раз за двести километров. За гимназические годы он объехал чуть ли не половину европейской части России. Да, недаром говорят, что если в детстве человек много путешествует, тяга к путешествиям будет обуревать его всю жизнь. С Давидом Бурлюком всё произошло именно так.

Я поклонник жизни вагонной,
Передвижение по сердцу мне,
Привык ещё в России чернозёмной
Дни проводить в колёсной трескотне.

Глава четвёртая. Казань — Одесса — Казань

Первый год в Казани

Казанская художественная школа была открыта 9 сентября 1895 года по ходатайству Казанского губернского земства и Казанской городской думы с разрешения президента Императорской Академии художеств, великого князя Владимира Александровича. Он же являлся президентом Общества изящных искусств в Одессе, куда Давид Бурлюк переедет через год. Если бы не печальная роль Владимира Александровича во время революции 1905 года — именно он отдал в Кровавое воскресенье приказ применить силу, после чего из состава возглавляемой им академии вышли Валентин Серов и Василий Поленов, — он вошёл бы в историю как многолетний покровитель искусств и человек в высшей степени положительный.