Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

Обвинения были напрасны. В поисках «искусства будущего» и новых средств выражения находились тогда все мыслящие художники. Революция на улицах стимулировала революцию в искусстве. Предметом широкого обсуждения стали демократизация искусства, его роль в эстетическом и этическом воспитании масс. Фёдор Сологуб заявил даже, что «люди из жизни должны преобразовываться по образцам, созданным искусством». Представители авангарда уже в 1907 году заявили свои претензии на роль выразителей «искусства будущего», и термин «футуризм», введённый вскоре в оборот Филиппо Томмазо Маринетти, становился очень уместным. «Искусство будущего» началось в России не с литературы, как в Италии, а с живописи, и с живописи примитивистской. Народное, примитивное творчество стало той базой, тем фактором, который соответствовал идеям о демократизации творчества и в то же время мог быть основой для создания новой эстетики.

Вскоре термин «примитивизм» появился и в лексиконе Давида Бурлюка. Всё больше работ создавалось в этом новом для него стиле. На выставке Бурлюков в Херсоне, в Народной аудитории Общества содействия физическому воспитанию детей (август — сентябрь 1907 года) они соседствовали с пуантелистическими и импрессионистскими. На выставке было представлено 200 холстов Давида, Владимира и Людмилы, и критика не преминула отметить это в негативном ключе. Вообще практически все отзывы были негативными («мазня», «синие полотна с уродливо намалёванными на них деревьями», «портреты чудовищных, безжизненных и страшных… девиц»); критики заметили, однако, что Бурлюки много выставляются и имеют много смелости. Уже тогда Владимир Бурлюк вырабатывал свой ни на кого не похожий стиль — критики упомянули «ряд пёстрых в крапинки зелёных, розовых и, главным образом, синих полотен с уродливо намалёванными на них деревьями, домами и облаками, портреты каких-то чудовищных, безжизненных и страшных, жёлто-синих и фиолетово-зелёных девиц, баб и барышень и, наконец, совершенно непонятные загадочные по своему содержанию картинки».

Давид Бурлюк не уставал объяснять немногочисленным посетителям, в том числе и детям, что же именно изображено на картинах. «Вид у него очень решительный и слегка пренебрежительный».

Вообще отношение к критике было у художников рождающегося авангарда специфическим. Они её ожидали, более того, осознавали, что чем сильнее критика, тем правильнее избранный ими путь. Борьба со старой «буржуазной» эстетикой не предполагала компромиссов. Это вовсе не означало, что они не замечали отзывов положительных и не радовались им.

После Херсона Давид Давидович планировал перевезти выставку в Николаев и Одессу, однако из этого ничего не вышло, и он вместе с Людмилой принял участие в XVIII выставке Товарищества южнорусских художников (30 сентября — 4 ноября) в Одессе.

Из Одессы Бурлюк поехал в Москву, где вместе с Михаилом Ларионовым, Натальей Гончаровой и Аристархом Лентуловым устроил выставку «Стефанос». Именно с этой выставки начинается история русского авангарда.

Но до этого в семье Бурлюков произошло важное событие. Ранней весной 1907 года Давид Фёдорович получил должность управляющего имением графа Мордвинова в Чернянке Херсонской губернии.

Глава седьмая. Чернянка

Здесь светло и тепло, виноград, фрукты, — не хочется ехать на север.

«Ранняя весна перебрасывает нас в “Чернянку”, имение Мордвинова, граничащее с Советским нынешним госзаповедником Аскания-Нова. Здесь мы стали экспериментировать с холстами, стали обращать внимание на так или иначе приготовленный грунт и, после первых успехов на выставках столиц, заготовлять сотни холстов для покорения русского художественного вкуса, не зная сами, что мы работаем в преддвериях революции, на порогах Красного Октября, являясь истинными зачинателями нового революционного искусства, вождями идей революции, важных всюду и везде, хотя бы они не были облачены в маски “узко политические” по первому взгляду.

Я по-прежнему работаю в двух направлениях: с натуры — портреты эскизы типов рабочих и работниц, приходивших ко мне “пузировать”… и ежедневно пишу пейзажи», — вспоминал Бурлюк.