Читаем Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения полностью

Критика, сосредоточившись в первую очередь на работах Людмилы Бурлюк (она к тому времени, по воспоминаниям Давида, уже видела щукинскую коллекцию и грезила Сезанном; впрочем, «эти грёзы сливались с твёрдой, талантливо перенятой выучкой болота академизма на Васильевском острове»), подчёркивала, что в работах Бурлюков «хромает» рисунок, они «заучиваются в неопределённых поисках в символизме», и, наряду с несомненно талантливыми произведениями, «выставлены вещи, заслуживающие самого серьёзного порицания». Подобная и более жёсткая критика будет сопровождать все последующие выставки Бурлюков в России.

Очень похожие отзывы сопровождали и работы Евгения Агафонова, одного из тех, с кем Бурлюк моментально сдружился в Харькове. Агафонов окажется потом в США, и они продолжат общение. Помимо Агафонова, Бурлюк сдружился с Митрофаном Фёдоровым, Сергеем Васильковским, Пестриковым. «Из разных мест, в течение ряда лет, потом я продолжал посылать работы на выставки Харьковского общества художников», — вспоминал он. И ещё несколько интересных воспоминаний:

«Подружил с молодыми Филипповыми (сестра Марии, героини стихов В. Маяковского). Видел Аверченко, тогда он служил еще в Банке, был холост и розов». Да-да, речь идёт о той самой Марии Денисовой, ставшей одной из героинь «Облака в штанах».

В Харькове зимой 1905/06 года Бурлюки жили на Пушкинской улице «в чистенькой квартирке, однако в полуподвальном этаже». Каждый вечер Давид рисовал — сестёр, немногочисленных гостей, предметы интерьера… Людмила Иосифовна во время рисования обычно читала вслух. Много лет спустя, уже в Америке, традиция эта в семье Бурлюков продолжится, только читать ему во время занятий живописью будет уже жена.

Ранней весной 1906-го вся семья переехала в имение Берестовка Роменского уезда Полтавской губернии, где отец получил в управление через земельный банк имение одного из разорившихся помещиков. Туда из Санкт-Петербурга приезжала Людмила, а брат Владимир, «спортсмен и силач», стал делать потрясающие вещи — «никогда не видав ни Гогена, ни Ван Гога, он как-то сразу вошёл и стал полновластным мастером в новом искусстве». Сам Давид написал той весной «Тающий снег», который был выставлен и продан позже в Москве, на выставке «Венок-Стефанос», и написал ряд «уже импрессионистически мастерских, делающих эпоху в истории русского пейзажа» этюдов.

Совсем скоро вся семья перебралась в Козырщину Новомосковского уезда Екатеринославской губернии, в бывшее имение генерала Свечина. Давид Фёдорович, продолжавший работать с земельным банком, распределял землю между сёлами, поэтому «вокруг дома вечно гудела толпа крестьян, которых отец наделял землёй». В Козырщине с ним случится от переутомления первый удар.

Переутомление случится и у Давида Давидовича. Он вспоминал об этом так: «Эти годы я работал над искусством не покладая рук, и в 1906 году был болен переутомлением зрения. Писал стихи. Копировал природу». Врачи настоятельно рекомендовали ему, привыкшему писать по семнадцать часов в сутки, полный отдых в тёмной комнате.

Но это случится уже ближе к концу года. А лето 1906-го, зима и ранняя весна 1907-го были насыщенными и плодотворными. Летом к Бурлюкам приехали гости — Бродский, Мартыщенко, Орланд, наезжали Агафонов и Фёдоров. Вместе с Володей Бурлюком работал Владимир Баранов-Россине.

Этот художник, чьи работы продаются сейчас на мировых аукционах за миллионы долларов, проживший полжизни в Париже и погибший в январе 1944-го в Освенциме, попал в орбиту Бурлюков, скорее всего, именно через Володю. Баранов-Россине учился в Одесском художественном училище с 1903 по 1908 год, и вполне возможно, что с Владимиром Бурлюком его познакомил Алексей Кручёных, учившийся в Одессе с 1902 по 1906 год. Один из соучеников Баранова, Г. М. Левитин, вспоминал: «В двух последних классах я подружился с Владимиром Барановым. Он как-то был связан с Владимиром, младшим из братьев Бурлюков. Через Баранова и протянулись нити к возникавшему тогда “авангарду”».

Знакомство Баранова с Бурлюками состоялось ещё до открытия прошедшей с 1 октября по 5 ноября в Одессе XVII выставки Товарищества южнорусских художников, в которой приняли участие и Владимир Баранов-Россине, и Давид, Владимир и Людмила Бурлюки. Вполне вероятно, что Баранов-Россине экспонировал на выставке ТЮРХ этюды, написанные как раз в Козырщине.

Именно знакомство с Бурлюками стало первым шагом на пути Баранова-Россине к авангарду. Давид Бурлюк тут же сокращает дистанцию, берёт «шефство» над молодым художником и привлекает его к участию в выставках, в том числе «Венок-Стефанос» зимой 1907/08 года в Москве и «Звено» в 1908 году в Киеве.

Бурлюки оказали влияние не только на Баранова-Россине. «Приехавший Бродский и его оруженосцы Орланд, Мартыщенко начали было в нашей буйной компании писать коричневые пейзажи, но даже и их мы заставили изменить свою гамму», — вспоминал Бурлюк. Там же, в Козырщине, Бродский написал замечательный портрет Людмилы Бурлюк, к тому времени уже близкой его подруги по Академии художеств.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное