Читаем De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II полностью

При желании британцы могли перехватить Боса в океане — но не стали этого делать. Во — первых, как перед немецкой бомбардировкой Ковентри в 1940 г., спецслужбы опасались, что, если будут реагировать, самим этим фактом раскроют существование своей программы криптоанализа Ultra, а возможно, и её американского аналога Magic. Американцы к этому времени изловчились взламывать японские коды, что, в частности, позволило им в апреле 1943 г. сбить самолёт главнокомандующего имперским флотом (1939–1943) адмирала Ямамото Исороку. Во — вторых, сыграл роль фактор Бхагат Рама Тальвара в Афганистане: сохранение столь ценного канала разведданных не позволило британцам ликвидировать их первоисточник. Благополучно проведя Боса в эту страну в 1941 г., Тальвар объективно спас его ещё раз в 1943‑м.

В ходе плавания Бос диктовал секретарю Абид Хасану исправления для книги «Индийская борьба» и готовился к беседе с премьер — министром Японии генералом Тодзё Хидэки. Немецкая подводная лодка прибыла в Мозамбикский пролив, в воды нейтральной Португалии, колонией которой был Мозамбик, и 26 апреля встретилась с японской подводной лодкой 1-29, которая пришла сюда из малайского порта Пинанг. Море было неспокойным, и два индийца смогли пересесть с одной субмарины на другую (с помощью надувной лодки) лишь через день.

Смена Босом подводной лодки стала во время Второй мировой войны единственным случаем такой пересадки пассажиров в водах, где противник имел преобладание. Смертность на немецких подлодках превышала 80 %, и риск был огромным[299]. Бос и его спутник встретили у японского экипажа тёплый приём. Если это и не была родная Индия, по меньшей мере это была родная Азия. 6 мая 1943 г. японская субмарина высадила индийцев на берег, но не в Пинанге (чтобы избежать британских лазутчиков), а на островке Сабанг, к северу от Суматры. Небольшой истребитель с несколькими остановками домчал Боса до Токио, где 16 мая 1943 г. его разместили в престижной гостинице «Тэйкоку» («Имперская»).

С Тодзё Бос встретился лишь 10 июня. Отчасти Индия не была в списке приоритетов премьер — министра из — за уже начавшихся неудач в тихоокеанской войне с США. Отчасти же японское руководство всё ещё толком не знало, что делать с индийским гостем. Однако встречаться с Тодзё Бос не торопился и сам: понимал, что положение японского премьера у себя в стране в корне отличается от положения вождей тоталитарных обществ в Европе[300]. Предварительно Бос хотел создать лобби индийской независимости среди японской правящей элиты. До Тодзё он успел повидаться с начальником Генерального штаба армии (1940–1944) Сугиямой Хадзимэ, министром иностранных дел (1943–1944) Сигэмицу Мамору и другими высокопоставленными лицами.

Встретившись с Тодзё, Бос произвел на него большое впечатление силой своей личности, поэтому через четыре дня японский премьер встретился с ним ещё раз, с участием Сигэмицу. Если были у Тодзё сомнения в способности индийской общины играть в войне активную роль, Бос их развеял, а Тодзё ситуацию схватывал быстро: недаром в бытность начальником военной полиции Квантунской армии в Маньчжурии в 1935 г. получил за острый ум прозвище Бритва. Индийского гостя он заверил в безоговорочной поддержке своей страны. 16 июня Боса пригласили на заседание имперского парламента, где премьер объявил, что для дела индийской независимости Япония сделает всё возможное. 19 июня Бос провёл пресс — конференцию, где повторил, что гражданское неповиновение должно перейти в вооружённую борьбу. Добиваясь военной помощи Японии против Британии, сразу дал понять, что индийцы не останутся в стороне от конфликта двух держав, и говорил, что за свободу индийцев требуется заплатить их собственной кровью. Из Токио Бос возобновил радиопередачи, призывая соотечественников воспользоваться войной для завоевания независимости и не внимать британской пропаганде. Однако пока он полагался не столько на 377 млн. жителей Британской Индии, сколько на 3 млн. индийцев в странах Юго — Восточной Азии. Индийская община региона была той синицей в его руках, с помощью которой он рассчитывал добраться и до журавля.

Комплекс экономических, социальных и культурных связей Индии с Индокитаем и Нусантарой (Малайским архипелагом) уходит корнями в последние века до н. э. Неслучайно из — за мощного индийского влияния на культуру Юго — Восточной Азии европейцы называли этот регион Великой Индией (по аналогии с Великой Грецией на юге античной Италии). Именно здесь, а не в Индии воздвигнуты крупнейший в мире храмовый комплекс индуизма — Ангкор — Ват в Камбодже (XII в.) и крупнейшая буддийская ступа — Боробудур на Яве (IX в.). Вхождение Бирмы и Малайи в состав Британской империи в XIX в. дало индианизации этих стран новый импульс: началась массовая иммиграция индийцев, в основном тамилов, — кули (батраков на плантациях), ремесленников, предпринимателей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное