Deaf-Blind Reality

Я прекрасно понимал, что у меня есть ограничения, ведь я учился в государственной школе и с трудом конкурировал с другими детьми. У меня не было особого таланта, который бы сиял сквозь облака, и меня постоянно опережали обычные дети моего возраста. Понятие "стараться изо всех сил" исчезло из моего сознания, потому что на многочисленном неудачном опыте я понял, что когда я старался изо всех сил и все равно не справлялся, мне становилось еще хуже. Тренировки, развитие навыков - понятие, которое не имело для меня никакого смысла, поэтому в детстве я никогда не занимался этим. Отец отвел меня на занятия по плаванию, когда мне было пять лет, но решил, что дальнейшее спортивное развитие его дефективного сына бессмысленно. Неважно, что из-за слабых пальцев я не мог серьезно заниматься скоростным плаванием, так как не мог держать пальцы сомкнутыми, чтобы правильно "зачерпывать" воду (попробуйте представить себе греблю на лодке вилами). Но мне говорили, что я невероятно, потрясающе, просто фантастически умею плавать. Конечно, моя скорость была слишком мала, чтобы участвовать в заплывах. Но для меня все было отлично.

"Для тебя это было здорово!" Это стало моей песней дома. Для человека, у которого был нулевой потенциал, я добился успеха. Конечно, люди с грибком ногтей на ногах могли добиться большего, но для меня это было здорово. Я вырос с ощущением, что все, что я делал, не имело значения, потому что я был собой. Другие родители учили своих детей спорту, рукоделию или чему-то еще, но мои не видели причин для беспокойства. Они дарили мне много подарков на дни рождения и Рождество. Это было приятно. Но когда я стал старше и обнаружил, что все больше и больше отстаю от своих сверстников, я просто решил, что это происходит автоматически. В конце концов, я был дефективным. Им было проще просто делать все за меня, а не пытаться помочь мне научиться делать все самостоятельно.

Когда бы я ни боролся и ни жаловался родителям, у моего отца всегда был готовый ответ: "Посмотри на свою сестру. У нее все в десять раз хуже, чем у тебя! Ты даже не представляешь, как тебе повезло". И чудесным образом все мои проблемы исчезали. Во всяком случае, они должны были исчезнуть.

С другой стороны, у меня всегда был хороший дом и люди, которые были рядом, когда я больше всего в них нуждался. Чрезмерные подарки, вероятно, были попыткой отменить социальные страдания и разочарования, которые я испытывал. Я могу это оценить. Я думаю, что мне не хватало знаний о том, как обращаться с ребенком-инвалидом. Врачи ничего не могли сказать о том, как такого ребенка, как я, можно пристроить в общеобразовательную школу без всех психологических проблем, а государственная служба помощи слепым, похоже, тоже мало что знала на этом уровне.

Тонилин Тодд Виснер

Поскольку я была совсем маленькой, шести лет от роду, я не знаю, как мои родители узнали о моей потере слуха и сразу ли они отреагировали на это. Знаю только, что я ходила к аудиологу, и тогда мы выяснили, что мой слуховой нерв совсем не функционирует. Я не могла пользоваться слуховыми аппаратами, потому что они не помогают, если не функционирует нерв, идущий к мозгу. Не думаю, что мне проводили диагностику, чтобы выяснить, "почему" мой нерв не функционирует. Если бы они сделали томографию, то обнаружили бы мою опухоль мозга на шесть лет раньше, и у меня не было бы такого обширного повреждения мозга. Это всегда меня раздражало, но, насколько я знаю, врачи могли бы отговорить моих родителей от проведения тестов и просто сказать им, чтобы они смирились с потерей слуха.

О моей глухоте не говорили, и мне приходилось объяснять это другим людям, когда у меня возникали проблемы с пониманием. Меня возмущает тот факт, что я не общался с другими слабослышащими или глухими детьми, что мне не давали возможности почувствовать свою принадлежность. Я не принадлежала к миру слышащих, где надо мной смеялись, если я говорила что-то не по теме, потому что меня не понимали, или произносила что-то неправильно. Я ненавидела разговаривать с людьми и избегала групп. Меня не отдали в специальные классы или на терапию. Я научилась читать по губам сама, не зная, что делаю это.

Мои учителя знали о моей проблеме со слухом и сажали меня в первом ряду, чтобы я лучше их слышала. Мама каждый год писала записки моим учителям, прося их делать это. Но это было все. В четвертом классе я чуть не провалила урок, потому что не делала домашнее задание. Оказалось, что учительница написала домашнее задание на боковой стороне доски и сказала классу, что именно там оно будет каждый день. Я этого не слышал, поэтому не знал.