Deaf-Blind Reality

До самой смерти моя мать винила в "наследственном компоненте" синдрома Ашера моего отца и говорила, что он не исходил от нее. Я сказал ей, что она никак не могла знать, что это произойдет. [Синдром Ашера может передаваться по наследству только в том случае, если оба родителя являются носителями соответствующего рецессивного гена]. Раньше я чувствовал себя виноватым и ответственным за ее несчастье, но позже понял, что ее несчастье гораздо глубже: я узнал, что она тоже подвергалась насилию в детстве.

 

2.

Образование

Часть

I

: Опыт начальной и средней школы

 

Детям с сенсорными нарушениями гораздо сложнее учиться и общаться. Существует множество способов, с помощью которых родители, учителя и специальные службы могут помочь таким детям получить максимальную пользу от начальной и средней школы.

Когда я попросил авторов рассказать о своем школьном опыте, всплыло несколько важных вопросов:

Прежде всего, детям с ограниченными возможностями часто бывает трудно рассказать учителям о том, что им нужно для успешной учебы. Некоторые стесняются говорить об этом. Некоторые просто не понимают, чего им не хватает или что можно сделать, чтобы помочь им получить то, чего им не хватает на уроках. Поэтому, если родители и учителя не проявляют инициативы, слепоглухой ребенок может просто тихо сидеть в классе, не усваивая материал уроков.

Еще одна ключевая проблема - завести друзей в школе и найти способ вписаться в коллектив. Это особенно сложно для детей с ограниченными возможностями, которые учатся в "обычных" школах. Специальные службы, такие как государственные службы помощи слепым, предлагают мало помощи в этой области или не предлагают ее вовсе. А должны ли они это делать? Важно ли для ребенка социальное развитие? Многие считают, что да, но до сих пор этот вопрос игнорируется. Многие дети с ограниченными возможностями пытаются найти признание среди своих сверстников в школе и вырастают с низкой самооценкой, депрессией и другими психологическими проблемами.

Приведенные ниже рассказы рассказывают о множестве мелочей, которые могут помочь или помешать слепоглухим детям в школе.

Анджела К. Орландо

Я учился в государственных школах Кента (штат Огайо) с детского сада по двенадцатый класс. Кент известен своими высокими достижениями в области образования. Мы - небольшой город, но у нас много ресурсов и услуг благодаря Университету штата Кент. В Кенте фантастический отдел специального образования. Это лучшее место в округе, если у вас есть особые потребности.

Почему же мне было так трудно?

Думаю, проблема была в том, что школьная система привыкла к тому, что в детский сад приходят дети с особыми потребностями. В младших классах они проводят оценку, а затем разрабатывают план обучения для ребенка с ограниченными возможностями. К средней и старшей школе уже есть готовый план работы с каждым ребенком. Новые учителя просто следуют тому, что делалось годами; им не нужно беспокоиться о том, чтобы разобраться в ситуации.

Но что происходит, когда у ребенка начинаются проблемы только в старших классах? У меня не было никаких проблем до восьмого класса, когда я начал терять слух. Затем ситуация неуклонно ухудшалась, пока в десятом классе я не оглохла полностью. Вскоре после этого я начал терять зрение. Я думаю, что в школе не знали, что со мной делать, потому что не было заранее разработанного плана для удовлетворения моих потребностей. Сначала учителям сказали, что у меня потеря слуха и что я должен сидеть впереди в классе. На этом мои приспособления закончились. У меня даже не было индивидуального плана обучения (IEP). Я была полностью предоставлена сама себе, пытаясь справиться со своей инвалидностью и сдать экзамены. Я не слышала учителей. Я не знала о домашних заданиях и о том, когда у нас будет тест. Если я проваливал тест, то считал, что заслужил это за то, что был таким глупым и не понимал, что происходит. Мои оценки быстро падали, но я считал, что это моя вина, а не школы.

Я чувствовал себя нежелательным членом школы. Учителям было приказано не вызывать меня, чтобы не ставить в тупик. Некоторые учителя вообще со мной не разговаривали. Я была словно невидимка.

Мой отец боролся за меня и мои права на образование. В одиннадцатом классе мне, наконец, дали IEP. Но вместо того чтобы чувствовать, что школа и мои учителя помогают мне, я чувствовал, что они меня душат. Они бросались из одной крайности в другую. Мне дали репетитора, с которым я должен был заниматься каждый день во время уроков. Все бы ничего, но я была продвинутой ученицей, а репетитор не знала моих предметов. Она хотела работать над тем, в чем я не нуждался. Также меня заставляли посещать школьного психолога, который мне не нравился, и работать с учителем речи.