– Место для дохлых крыс, мышей и терров.
По позвоночникам девушек поползли мурашки, завозились между лопатками и хлынули вниз до самых копчиков. Под мышками стало жарко, запекло, отчего захотелось полной грудью втянуть в себя ядреного холода. Однако за окнами грело яркое солнце, воздух был душным с запахами несвежих отбросов.
Катюхе пришли на память разговоры с Великой княгиней мышей Маилой и Великой воительницей крыс Доннарондой, и девушка опять задала вопрос:
– За что ты ненавидишь крыс и мышей?
Лицо Самора свернулось, как пожелтевший увядший древесный лист. Губы на какое-то мгновение словно задубели, приобретя оттенок и вид сухой коры. По впалой щеке с бородавкой пробежал короткий нервный тик.
Девушки поняли, что вопрос Катюхи угодил в одну из болевых точек дебиземца.
Главный инквиз даже привстал из-за стола:
– Они слишком плодятся! – выкрикнул с надсадой. – Кишмя кишат у рубежей Пунского землячества. Им уже не хватает крысиного леса и мышиного поля. Поэтому мы направляем туда воинов и ловчих, чтобы сократить численность грызунов. Это для их же блага. Но эти твари не понимают своей пользы. В ответ совершают нашествия на наши земли. Они опасны для Дебиземии. Чересчур опасны, потому что слишком правдивы, честны и вольнолюбивы, чем отличаются от нормальных дебиземцев и чем могут заразить их. Крысы всегда держат слово, и это очень плохо, потому что в мире никому нельзя доверять. Грызунов давно пора уничтожить полностью: раздавить, растоптать, потравить ядами, поморить голодом, заставить сожрать друг дружку, сжечь огнем. През Фарандус сказал, что крысиный лес и мышиное поле должны стать пустынными. През Фарандус – великий деби! Террам никогда не достать его! Всех их пожрут крысы-каннибалы! С предателями будет то же самое! – Самор захлебывался словами, по краям губ выступали пузырьки пены.
Карюха старалась не смотреть ему в лицо, неспокойно пальцами сминала нижние края рубахи. Но последние слова Самора вызвали невольное удивление:
– С предателями? – переспросила. – Значит, среди вас есть предатели?
Вопрос заставил Самора осечься, распаленный голос оборвался, а дыхание по-прежнему продолжало клокотать в груди. И понадобилось время, чтобы успокоиться:
– Инквизы быстро определяют предателей, я отправляю изменников на корм крысам-каннибалам, – твердо произнес он, понизив голос до шипения. – Но есть те, которые не в моем ведении. Это фэр Быхом и Абрахма! Лишь Центральное Инквизное Управление имеет право вцепиться им в глотки. Мне они не по зубам. Но я знаю про них все. Фэр Быхом двулик, клянется в верности презу Фарандусу, а сам водит тайные связи с заклятыми врагами преза и Дебиземии. Он отрядил подфэра Чобика с воинами в крысий лес, чтобы разделаться с Желтой дрянью, а сам перед тем отправил Дарона сообщить ей о нападении. Фэр ненавидит Чобика и хочет избавиться от него. Так уже бывало. После этого никто назад не возвращался. А я предлагал фэру одновременно послать отряд воинов в мышиное поле, покончить с мышами, но он не стал меня слушать. Он – предатель. Абрахма – тоже. В Пунском землячестве она ставит себя выше преза Фарандуса. Это недопустимо.
Карюха вновь не сдержалась:
– Так в чем же дело? Сообщи в Центральное Инквизное Управление! – отчасти она была рада, что тема разговора уходила в сторону от них с Катюхой. Как будто легче стало дышать, как будто появлялась надежда на определенность. Впрочем, определенность была зыбкая, как песчаная дюна, носимая ветром то в одном, то в другом направлении. Понять тайные мысли и намерения Самора в отношении них было невозможно. С одной стороны, Карюхе хотелось скорее услышать, какое решение примет Главный инквиз, но, с другой стороны, было заведомо страшно, а вдруг это решение будет ужасающим. И получалось, чем больше елозил разговор по извилинам неопределенности, тем, казалось бы, тише становилось у нее на душе.
В ответ на ее слова Самор резко вскочил со скамьи, вымахнул из-за стола. Накидка на животе собралась комом. Он рывком расправил ее. Глаза сделались злыми, прожигали Карюху. Он не нуждался в подсказках девушки, мог бы, не задумываясь, отправить ее в яму, но раздраженно медлил и сдерживался.
Обе девушки съежились.
Страж за их спинами, реагируя на вспышку Главного инквиза, двумя руками схватился за палаш, заскрипел кожей доспехов и вцепился взглядом безропотной псины в Самора, собираясь выскочить из кожи, чтобы немедленно растерзать людей по его команде.
Самор молча, с застывшими глазами, подступил ближе к девушкам, приводя их в трепет, и лишь потом мрачным шипением отдал распоряжение:
– Позови мага Уртока!
Страж проворно крутнулся, блеснул натертой медной пряжкой на животе и, шаркая поношенными ботами по полу, исчез за визгнувшей дверью.
Инквиз хмуро прошелся перед столом. Взгляд ничего хорошего не сулил. Самор двигался, словно крался: чуть-чуть боком, будто пропихивался сквозь щель, не сутулясь, но выпятив грудь и оттопырив зад.
Дверь снова пискнула. У себя за спинами девушки услыхали шумное дыхание и уловили новый запах.
Незнакомый вялый голос с расстановкой спросил:
– Звал, Самор?