Деяния Апостолов на фоне еврейской диаспоры

Часто решение считать надпись еврейской зависит от общего априорного представления о том, как евреи могли поступать, а как не могли. Так, комментируя посвящение из Брешии Юнонам (Iunones), сделанной женщиной по имени Annia Iuda[145], Ной, который рассматривает Iuda здесь как личное имя, пишет, что «посвящение это является, безусловно, языческим, поскольку Паскаль … продемонстрировал, что Iunones являются местными божествами Цизальпийской Галлии»[146]. Для Кремер, однако, это не представляется столь очевидным. Согласно ее гипотезе, Iuda, которое она рассматривает как вариант ludaia, «может означать лицо не еврейского происхождения, которое в той или иной степени восприняло иудейское богопочитание»[147]. Кремер, однако, не исключает и того, что Анния была этнической еврейкой и продолжала быть членом иудейской общины, когда сделала свое посвящение языческим Юнонам, – в таком случае мы должны были бы сделать вывод, что еврейские женщины не считали подобные действия ниже своего достоинства[148]. Интерпретация этой надписи важна с методологической точки зрения. Если слово Iuda, с одной стороны, никогда не использовалось как имя собственное или как самообозначение христианами и язычниками и если, с другой, в соответствии с общепринятой точкой зрения, евреи не делали посвящений языческим божествам, то мы оказываемся перед выбором: или следует признать, что Iuda в данном случае является исключением и относится к язычнице, или мы должны внести коррективы в свое представление об иудаизме. Последнее представляется мне более разумным, несмотря на известный риск пренебречь уникальным свидетельством, который возможно представляет из себя данная надпись. Но приняв иное решение, мы рискуем навязать источнику интерпретацию, основанную на наших представлениях о том, что являлось для евреев «нормативным». Только дополнительные свидетельства о не вызывающем сомнения употреблении язычником (не прозелитом) или христианином этого слова как самообозначения может изменить ситуацию. В области эпиграфики, учитывая фрагментарность источников и недостаточность наших знаний о живом словоупотреблении, мы можем основываться в наших построениях только на параллелях.

Существование религиозного языка, общего для иудеев, христиан и язычников, делает картину еще более запутанной, а выявление еврейских надписей еще более трудной задачей. Некоторые формулы, которые принято считать исключительно еврейскими, иногда встречаются не только в христианских надписях (что, в принципе, не должно удивлять на фоне общего заимствования христианами иудейского религиозного языка), но и в языческих. Тем не менее это не означает, что определить религиозную принадлежность человека или группы, составивших надпись, невозможно во всех случаях. Например, термин ευλογητός никогда не использовался язычниками и характерен только для еврейских и христианских надписей[149]. Из этого следует, что боспорские надписи первого века, т.е. периода, когда христианство еще не достигло этого региона греко-римского мира, могут рассматриваться как еврейские. Но то, что в них встречается целый ряд характерных для еврейских надписей терминов, еще не означает, что их авторы были этническими евреями или прозелитами. Судя по тому, что нам известно о религиозной истории Боспорского царства, местное население в этом регионе испытало сильное влияние иудаизма и авторы этих надписей могли быть квазипрозелитами (см. подробнее гл. 5. Экскурс. Боящиеся Бога: Боспорское царство). Но всегда ли использование формулы с определенной религиозной окраской предполагает религиозное влияние? Если мы уверены (что бывает далеко не всегда), что какая-либо формула исходно была еврейской и была заимствована язычниками от евреев, то в праве ли мы всегда объяснять это религиозным влиянием? Не могла ли она быть заимствованной потому, например, что показалась достаточно выразительной для демонстрации языческой религиозности?

Ответить на эти вопросы значительно сложнее, чем их поставить, особенно на фоне лакунарности источников и зачастую случайного характера полученной нами информации. Первым шагом для переоценки эпиграфических свидетельств должно стать подробное исследование религиозного языка надписей, а начать его следует с детального анализа конкретных терминов. Необходимо четко установить, какие слова могли заимствоваться, какие входили в общий для разных религий языковой фонд, какие являются диагностичными для определенной религии. То, что следует далее, представляет собой попытку такого рода анализа термина προσευχή.

2. Προσευχή: называли ли язычники свои храмы молельнями?