Гурий (Буртасовский), епископ Камчатский, Курильский и Благовещенский, побывал на Сахалине в июле 1887 г. Эта поездка была чрезвычайно плодотворной, так как он смог посетить практически все сахалинские учреждения Главного тюремного ведомства. Осматривая тюрьму поста Александровского, владыка отмечал, что каторжане никогда не бывают за богослужением в местной церкви из-за ее небольшой вместительности. Далее он описал свою встречу с ссыльнопоселенцами, проживающими в деревне Корсаковской: «Из беседы с ними я узнал, что они вполне довольны своей жизнью, о чем свидетельствуют их хорошие избы с большими усадьбами, приличная одежда и самые их лица»[595]
. Также в отчете в Святейший Синод он писал о благоговейном религиозном чувстве некоторых невольных поселенцев. Осматривая корсаковскую тюрьму, епископ совершил молебен, после чего давал целовать крест арестантам: «Но к целованию Креста все подходили с видимым благоговением, за исключением двоих-троих, которые сделали вид, что приложились к нему»[596]. Итогом пастырского визита стали рассуждения о том, какими должны быть священники, служащие в тюрьмах острова. Кроме ума и доброго чувства, они, по слову преосвященного Гурия, обязаны были обладать достаточной опытностью и умением входить в жизнь несчастных: «Если же они будут чужды всего этого и станут относиться к ним [заключенным] безучастно, то само собой ничего не достигнут для их нравственного исправления»[597].Владыка Гурий дал довольно четкую характеристику духовно-нравственного уровня невольных жителей острова того периода. Главным злом он считал половую распущенность и супружескую неверность. Эта ситуация зачастую оправдывалась властями исключительным положением ссыльнокаторжан и тем, что на Сахалине катастрофически не хватало женщин. В особенности эта проблема ощущалась на юге острова, от чего страдала в целом хозяйственная составляющая быта островитян[598]
.Евсевий (Никольский), епископ Владивостокский и Камчатский, в 1899 г. писал о том, что паства Сахалина, состоящая в основном из заключенных, представляла малоутешительную картину[599]
. В большинстве своем невольные поселенцы оставались такими же, какими приезжали на Сахалин. И здесь стоит согласиться с мнением владыки в том, что каторга была не способна к исправлению, даже наоборот, еще более опускала человека в духовно-нравственном отношении[600]. В отчетах о деятельности Камчатской епархии в Святейший Синод отмечалось: чтобы добиться значительных результатов в нравственном перевоспитании невольных поселенцев, необходимо было изменить весь строй сахалинской тюремной действительности, что позволило бы улучшить религиозный настрой островного населения[601].Итоги Русско-японской войны 1904–1905 гг., а также расформирование каторги (10 апреля 1906 г. вышел Закон об упразднении сахалинской каторги)[602]
оказали влияние на повседневное служение духовенства Православной Церкви. Тюремное ведомство перестало занимать главенствующую роль в общественной жизни Сахалина. Теперь священнослужители переходили в разряд приходских. Но население, в большинстве своем из бывших ссыльных, так и продолжало относиться к религии безучастно[603]. В 1907 г. генерал-губернатор острова Сахалин А. М. Валуев снова обратил свой взор к духовенству. Он писал: «Между тем порочное население крайне нуждается в религиозно-нравственном воздействии»[604].В представленном параграфе рассмотрено наиболее трудное направление в деятельности священнослужителей Сахалина во второй половине XIX в. Работа с каторжанами в условиях тюремной действительности требовала особого напряжения[605]
. Не имея специальной подготовки, духовенство старалось нести истины христианской веры в той мере, в какой им разрешалось. К сожалению, нельзя наблюдать системности в тюремном служении. Встречи с ссыльными носили эпизодический характер, сахалинские церкви находились за оградой тюрем, а попытки организовать духовно-нравственное попечение заключенных зачастую не получали элементарной поддержки со стороны начальства.3.3. Священнослужители в системе образования и культуры Сахалина