Действующая Модель Мохеровой Вафельки

Небольшая, но существенная поправочка – «читать БЫЛО модно». Бомонд он на то и бомонд, чтобы все друг перед другом выебывались. Конечно же, и аристократическим бабам, и ихним мужикам приходилось быть в курсе (или хотя бы делать вид, что они в курсе) передовой культурной мысли. Само собой, втихаря мамзели подмокали от шалунов вроде де Сада, но с другими представителями своего пула они часами обсасывали всяких Дидро и Байронов.

Потом мировой порядок несколько раз крутанулся вокруг своей жопы, и мода закрутилась в кульбитах вместе с ним. Как в неслишком сильную на передок бабу, в моду вошли певцы революционных настроений, строители охуительных историй светлого будущего и темного прошлого на бумаге. Когда те певцы охрипли, и простора для революционной эволюции не осталось, подали голоса суровые реалисты. Но и они довольно быстро всех заебали – как по эту, так и по ту сторону всех океанов.

На западе со скуки и с жыру в моду вошли затеявшие литературную бузу представители Говен Человеческих – обрыганы, наркоманы, ублюдки, говноеды и типа как «честные парни», вроде Берроуза, Керуака, Буковски и Хантера Томпсона. Читателям было насрать, на то говно, которое те выдавали за откровения. Но всякий, кто признавал себя ценителем этого говна, автоматически вступал в особый модный клуб – клуб миллионов «не таких, как все», клуб «прогрессивных и креативных», клуб «новейшей истории», клуб никчемных бездельников, укурков, ебарей и проблядушек, горлопанящих о «жизненной философии», нихуя не понимающих в жизни и даже не знающих значения термина «философия».

Здесь же, на родине, прижизненную святость и неубиенную культовость обрели все горемычные литературные жертвы кровавого режимы. Все писаки, попавшие под ковровые бомбежки цензуры. Все диссидентствующие дармоеды. Чтобы стать модным, достаточно было написать что-то, чего в Советском Союзе печатать не полагалось. И тут уже начиналась дорога томной славы – рукописи, передававшиеся из рук в руки, издания за рубежом, имена, не сходящие с уст восторженной прогрессивной молодежи. А молодежь – что же она, так ли традиционно для Руси возлюбила мучеников? Нет, конечно. Мода существует не для любви, как и не из-за любви. Всякий советский молодой человек, кто признавал себя ценителем запрещенных писателей, автоматически вступал в особый модный клуб – клуб миллионов «не таких, как все», клуб «прогрессивных и креативных», клуб «новейшей истории», клуб «бесстрашных». Запретный плод особенно сладок. Любой прыщавый задрот мог заманить самую красивую телочку не только к себе на чай, но и в койку, обещанием дать почитать самиздатовский текст первых двух глав еще незаконченного романа какого-нибудь Солженицына. Самая страшная кривозубая жырнуха могла очутиться в центре крутейшей тусовки из-за того, что перепечатывала по ночам стихи какой-нибудь Ахмадулиной. Но все хорошее заканчивается, и запреты на романы, повести и стихи однажды иссякли.

Мода на чтение канула в лету десятки лет назад, но до сих пор и довольно нередко можно наткнуться на молодых и не слишком умных особ, не заметивших или не понявших этого. Они упорно перечисляют в своих социально-сетевых профилях фамилии Достоевского, Толстого, Набокова и других именитых мертвецов. Рассказывают всем подряд о том, что сейчас по третьему кругу читают «Отверженных», а потом планируют взяться за «Улисса» на языке оригинала. Рекомендуют бросить все, и окунуться в завораживающую «Анну Каренину» или насладиться бесподобным «Атлантом, расправившим плечи». Девочки, я сейчас к вам обращаюсь. Да-да, и к тебе тоже, нечего глазки отводить. Так вот, чтение – процесс интимный, поэтому рассказывать, какие оргазмы ты ловишь от «Евгения Онегина» – это как минимум неприлично. Особенно в том случае, если этот оргазм ты еще и имитируешь.

«Писатели – лучшие наставники, мудрецы, гении, провидцы и сверхлюди с супер способностями»

Вот уж нет. Умников среди писателей не больше, чем среди машинистов московского метрополитена или ближневосточных торговцев оружием. В первую голову каждый писатель хочет денег. Микеланджело и да Винчи тоже хотели кушать намного больше, чем причаститься к пантеону Великих, войти в Историю или доказать свою охуительность через верное служение Музам.

Писатель – это такой чувак, который подсаживается к тебе в электричке, пытается завязать разговор, запилить какую-нибудь байку и сблизиться за счет этого настолько, чтобы попросить десять рублей или хотя бы закурить. Автор создает миры и вселенные, дирижирует жизнями и смертями, заставляет читателя дебильно ржать или испуганно икать только с одной целью – заставить тебя забыть о том, что ты потратил деньги на фантазию, воздух, нечто, чего не существовало, и никогда не будет существовать.

Те же мужики и бабы, которые несут на страницах своих книг сверхидеи, пророчества, указания и всевозможные мудрствования, – не писатели, а опасные самовлюбленные мудаки. Они ущербны, больны и жалки, как любой человек, жаждущий славы.