Декабристы и народники. Судьбы и драмы русских революционеров

По результатам следствия для Николая I была составлена сводка показаний Петра Григорьевича. «По решительности его характера, – говорилось в ней, – он предназначался в случае переворота для нанесения удара покойному императору. Он оказывал особую деятельность и принял нескольких членов. На совещаниях перед возмущением 14 декабря предлагал действовать решительно и занять дворец ночью и вообще являлся неистовым и кровожадным… Вечером накануне возмущения поручено было ему убить ныне царствующего императора… По утру он был в гвардейском экипаже и возмущал нижних чинов, откуда явясь на площадь, присоединился к Московскому полку; там застрелил Милорадовича и полковника Стюрлера и ранил свитского офицера».

Составители этого документа, желавшие заклеймить и унизить декабриста, не подозревали, что на самом деле составляли эпитафию несчастному человеку, которого обстоятельства личной и общественной жизни толкали к страшным, но вполне объяснимым поступкам. Каховский, конечно, не был ни закоренелым злодеем, ни низким негодяем. «Курком восстания» беспричинно не становятся, но в данном случае своекорыстные или иные неприглядные мотивы лучше отбросить сразу.

Сергей Иванович Муравьев-Апостол

До поры до времени события не то чтобы обходили Сергея Ивановича стороной, скорее поворачивались к нему как-то боком. В 1820 г. он служил в Семеновском гвардейском полку и во время возмущения солдат удержал свою роту от бунта, для чего ночевал в казарме с гренадерами, отговаривая их от безрассудных поступков. Он участвовал в совещании-заговоре 1817 г. в Москве, Петербургском совещании 1820 г., но его голос в них почти неразличим. И вдруг с 1822 г. Муравьев-Апостол становится деятельнейшим членом Южного общества. Причем со своей программой действий, своим видением ситуации. Кратко их можно выразить так: «Не ждать удобных обстоятельств, а стараться возродить оные». То есть не надеяться на Петербург и северян, а начать восстание самим, на Украине. Дело доходит до того, что Пестель, авторитетный и хладнокровный стратег, начинает всерьез опасаться конкуренции со стороны ретивого полковника и вынужден считаться с ним.

На изменение поведения Муравьева-Апостола повлияли, вероятно, многие обстоятельства. Однако создается впечатление, что до поры ему не хватало какого-то «чуть-чуть». На юге он это «чуть-чуть» нашел в виде братства-дружбы с Михаилом Бестужевым-Рюминым. «Сергей Муравьев и Бестужев-Рюмин, – говорил на следствии Пестель, – составляют, так сказать, одного человека». Не надо забывать и о том, что добрый человек особенно опасен в гневе, а вызывает этот гнев чаще всего вопиющая несправедливость. Муравьев начинал как мирный реформатор, романтический правдоискатель. В результате Семеновский полк разогнан, сам он оказался в глуши, хотя не только не виноват перед правительством, но должен был бы получить от него награду. Выбор вырисовывался совершенно ясный: или смолчать и смириться, или ужесточить борьбу за правду. Сергей Иванович выбрал второе, тем более что его все сильнее угнетала неопределенность, возможность нанесения нового оскорбления со стороны властей.

Отсюда родилась идея Муравьева и Бестужева о захвате императорской фамилии на маневрах в Бобруйске, хотя, рассуждая здраво, не было никаких гарантий того, что солдаты послушаются команд заговорщиков, да и сам захват императора решал далеко не все. Доводы противников плана – прежде всего Пестеля – были очень серьезны, и южане его отбросили. Так случалось, по крайней мере, трижды: Муравьев требовал начинать, организация успокаивала нетерпеливого полковника.

Его день пришел 27 декабря 1825 г., когда он, уже зная о поражении восстания в Петербурге, впервые услышал о том, что отдан приказ о его аресте. Прежде чем Сергей Иванович начал активно действовать, его, вместе с братом Матвеем, сумели-таки арестовать. Однако власти не успели отпраздновать эту небольшую победу, так как узники вновь оказались на свободе. Более того, 30 и 31 декабря роты Черниговского полка избивают и сажают под арест наиболее ненавидимых солдатами офицеров, среди которых были и те, что арестовывали братьев Муравьевых-Апостолов. В этот совершенно неподходящий для себя момент на окраине городка Василькова появилась пара жандармов, посланных для конвоирования опальных братьев в столицу. Жандармов, естественно, задержали, ордер на арест Муравьевых сожгли, 900 рублей прогонных денег поделили между собой солдаты.

А затем на площади Василькова началась удивительная церемония: священник торжественно провозгласил царем Вселенной Иисуса Христа, после чего Сергей Иванович прочитал специально написанный им для этого случая Катехизис. Правда, текст Катехизиса не произвел на солдат ожидаемого впечатления. Идея призвать религию на помощь революции оказалась неплодотворной; для рядовых царь земной оставался более важной персоной, чем владыка Небесный, а может быть, они сливались в сознании народа в единое целое.