Декстер во тьме

Меня это удивило: никогда прежде в ее речи я не слышал бранных слов. Видимо, и она их от себя не слышала, потому как залилась румянцем.

— Ты их настоящий отец. Ты мужчина, на которого они равняются, которого слушают, которого любят. Ты в точности тот отец, какой им нужен.

Полагаю, это было, по крайней мере частично, правдой, поскольку я был единственный, кто мог бы наставить их на Путь Гарри и обучить всему, что им необходимо знать, хотя, подозреваю, это не совсем то, что Рита имела в виду. Только, похоже, уточнять это было бы невежливо, а потому я просто сказал:

— Мне и вправду хочется, чтобы у меня получилось. Мне нельзя оказаться неудачником хотя бы на минуту.

— Ох, Декс, — вздохнула она, — люди все время терпят неудачи. — (Это было сущей правдой. Я и раньше много раз замечал, что неудача представлялась одной из отличительных особенностей этого вида.) — Только мы стараемся, не жалея сил, и в конце концов все получается правильно. Ты прекрасно с этим справишься, вот увидишь.

— Ты действительно так думаешь? — спросил я, слегка стыдясь того недостойного способа, каким к этому подбирался.

— Я так знаю, — ответила Рита с присущей ей улыбкой и, потянувшись через стол, взяла меня за руку. — Я ни за что не позволю тебе стать неудачником. Ты теперь мой.

Заявление было смелым: так запросто отбросить Манифест об освобождении от рабства и объявить меня своей собственностью. И все-таки, кажется, оно уютно сгладило неловкий момент, так что я дал ему проскользнуть.

— Ладно, — сказал я. — Давай позавтракаем.

Рита, склонив голову набок, бросила на меня быстрый взгляд, и я почувствовал, что, должно быть, взял фальшивую ноту, но она моргнула несколько раз, после чего, сказав: «Давай», — встала и принялась готовить завтрак.

Тот, другой, ночью дошел до двери, потом в страхе хлопнул ею — тут ошибки быть не могло. Он ощутил страх. Он услышал зов и пришел, и он боялся. В том Наблюдатель уже не сомневался.

Время пришло.

Пора.

Глава 36

Я был вымотан, растерян и, что хуже всего, все еще напуган. От всякого беззаботного гудка я выгибался, едва не выскакивая из ремня безопасности, выискивал оружие для защиты, и всякий раз, когда чья-то совсем обычная машина оказывалась на расстоянии дюймов от моего бампера, я глазел в зеркала, ожидая какой-нибудь необычайно враждебной каверзы или всплеска ненавистной музыки, застрявшей в моей голове.

Что-то гналось за мной. Я по-прежнему не ведал почему и кто, не считая смутной привязки к древнему божеству. Оно преследует меня, и даже если не схватит сразу, то доведет до той точки, когда сдача на милость стала бы казаться мне избавлением от бремени.

До чего же человеческое существо хрупкое создание! А без Пассажира все, чем я оставался, было имитацией человеческого существа. Слабый, мягкий, медлительный и глупый, невидящий и несведущий, беспомощный, безнадежный и измученный. Да, я почти готов был улечься и дать тому, чем бы оно ни было, проехаться по мне. Сдаться, позволить музыке окатывать меня и уносить прочь в радостный огонь и пустое блаженство смерти. Не бывать никакой борьбе, никаким переговорам, ничему — один только конец всему, что есть Декстер. Еще несколько таких ночей, как прошлая, — и я буду не против.

Даже на работе не становилось легче. Дебора затаилась в засаде и набросилась, едва я вышел из лифта.

— Старзак пропал, — сообщила она. — В ящике почта за два дня, на дорожке газеты… Он сбежал.

— Так это же добрая весть, Дебс, — сказал я. — Если он пустился в бега, разве это не доказывает его вины?

— Ни хрена это не доказывает! — отмахнулась она. — То же самое с Куртом Вагнером произошло, и он мертвым объявился. Откуда мне знать, что и со Старзаком того же не произойдет?

— Можем ориентировку разослать, — предложил я. — Вполне могли бы первыми его поймать.

Дебора пнула в стену ногой и зарычала:

— Черт возьми, ничего у нас первыми не получается, и даже вовремя! Вытащи меня из этого, Декс, — попросила она. — Эта хрень меня с ума сводит!

Я мог бы сказать, что эта хрень мне еще больше гадит, но говорить такое, похоже, было бы немилосердно.

— Я постараюсь, — пообещал я, и Дебора, ссутулившись, пошла прочь по коридору.

Я даже до своей каморки не дошел, как наткнулся на фальшиво насупившегося Винса Масуку.

— Где пончики? — обиженно спросил он.

— Какие пончики?

— Твоя очередь была. Сегодня ты должен был принести пончики.

— У меня выдалась бурная ночь, — стал оправдываться я.

— А потому у всех нас сейчас бурное утро? — наседал он. — Где же тут справедливость?

— Винс, я не отвечаю за справедливость. Только за пятна крови.

— Хм… И за пончики ты тоже не отвечаешь. — И с этими словами он ушел.

На сей раз ему удалось почти убедительно изобразить праведное негодование, а я остался размышлять о том, что не могу вспомнить другого случая, когда Винс взял надо мной верх в словесной перепалке. Еще один вздох, и поезд отошел от станции.

А может, на самом деле то был конец пути для Декстера-Развалины?