Декстер во тьме

— Еще парочка вещей, — сказал я и, признаюсь, наслаждался драматизмом момента чуть больше положенного. — Для начала, смерть его родителей.

— А что с ней? — спросила Дебс, которой явно были чужды все театральные услады.

— У них были отрезаны головы. А потом дом был сожжен.

Дебора распрямилась и бросила:

— Ни фига!

— Я тоже так подумал.

— Твою мать, это ж здорово, Декс! Мы берем его за задницу.

— Что ж, — говорю я, — почерк, несомненно, схож.

— Еще как схож! Значит, он убил своих родителей?

Я пожал плечами:

— Доказать ничего не смогли. Если бы сумели, Халперна бы осудили. Жестокость была такой, что никто не мог поверить, будто мальчик способен на такое. Осталась, однако, полная уверенность, что он был там и, по крайней мере, видел, что происходило.

Дебс смерила меня тяжелым взглядом:

— Так что же тут не так? Ты все еще считаешь, что он этого не делал? У тебя на этот счет, я хочу сказать, есть свои догадки?

Взгляд жалил куда сильнее, чем должен был, и на мгновение я прикрыл глаза. По-прежнему вокруг не было ничего, кроме тьмы и пустоты. Мои знаменитые догадки, конечно же, основывались на нашептывании Темного Пассажира, а в его отсутствие я ничего не мог предложить.

— В последнее время у меня не бывает догадок, — признался я. — Просто одна мысль не дает мне покоя. Это просто…

Я открыл глаза. Дебора смотрела на меня в упор. Впервые за день в выражении ее лица появилось что-то, помимо пузырящегося счастья. На миг мне даже показалось, она вот-вот спросит меня, что это значит, и оказался прав. Я понятия не имел, как ей ответить в таком случае, поскольку Темный Пассажир — не та тема, которую я когда-либо обсуждал. Сама мысль поделиться чем-то столь интимным вызывала беспокойство.

— Не знаю, — вяло произнес я. — Не вяжется как-то.

Дебора ласково улыбнулась. Мне было бы легче, если бы она заорала, послала меня куда подальше, а она, улыбаясь, протянула руку через стол, потрепала мою и мягко сказала:

— Декс, неопровержимых улик более чем достаточно. Общий фон соответствует. Мотив существенный. Ты признаешь, что нет у тебя твоих… догадок. — Она склонила голову набок, продолжая улыбаться, отчего мне еще больше стало не по себе. — Тут все справедливо, братец. Что бы тебя ни тревожило, не вали на это дело. Он совершил, мы его взяли, вот и все. — Она отпустила мою руку, прежде чем кто-то из нас мог бы удариться в слезы. — Но мне за тебя немного тревожно.

— Все у меня прекрасно, — сказал я и даже сам почувствовал, как фальшиво это прозвучало.

Дебора задержала на мне свой взгляд, потом встала со словами:

— Ладно. Только для тебя я, если понадоблюсь, всегда здесь. — И, повернувшись, вышла.

Кое-как я проплавал в мутном сером супе дня, а потом проделал весь путь до дома Риты, где этот суп сгустился до студня, в котором застыли все мои чувственные восприятия. Не знаю, что у нас было на обед или кто о чем говорил. Единственное, что я мог бы заставить себя услышать, — это сигнал о возвращении Пассажира, но его не было. Так что вечер я провел на автопилоте и наконец пошел спать, по-прежнему закутанный в Унылого Пустого Декстера.

Я сильно удивился, узнав, что сон к людям не приходит сам собой, и даже к получеловекам, каким становился я. Старый я, Декстер Тьмы, спал превосходно, засыпал с великой легкостью, стоило голову на подушку приклонить, закрыть глаза и подумать: «Раз, два, три… ПОШЛИ». Опля, уже спим.

Увы, Декстеру Новой Модели так не везло.

Я крутился, вертелся, командовал своему жалкому «я» немедленно уснуть без всяких дальнейших проволочек — все попусту. Я не мог уснуть. Способен был лишь лежать с широко раскрытыми глазами и теряться в мыслях: почему?

И наряду с тем, как тащилась ночь, тянулся и жуткий, нудный самоанализ. Неужели я всю жизнь водил себя за нос? Что, если я не был Лихим Рубакой-Декстером со своим Хитрым Напарником Пассажиром? Что, если на самом деле я был всего лишь Темным Шофером, которому позволено жить в маленькой комнатушке большого дома в обмен на доставку хозяина, куда тому надобно? И если мои услуги больше не требовались, то кем бы мог я стать теперь, когда босс умотал? Кто был я, если я уже больше и не я?

Грустные мысли, и радости они мне не доставляли. И уснуть тоже не помогали. Поскольку накрутился и навертелся я уже до бессилия, то теперь сосредоточился на сворачиваниях и дерганьях — с тем же, по сути, результатом. Только примерно в 3:30 я, должно быть, преуспел с точной комбинацией бессмысленных телодвижений и рухнул в неглубокий беспокойный сон.

Разбудили меня шкворчание и запах поджариваемого бекона. Я глянул на часы — 8:32. Позже, чем всегда. Только, конечно же, то было утро субботы. Рита позволила мне понежиться в моей жалкой бессознательности. И теперь намерена вознаградить мое возвращение на землю пробуждения щедрым завтраком. Ура!

Завтрак и впрямь избавил меня от некоторой горечи. Очень трудно сохранять по-настоящему полное ощущение депрессии и общей личной бесполезности, когда ты битком набит едой, и я перестал упорствовать уже на половине превосходного омлета.