Да, всё это, безусловно, возможно, но тогда возможно и обратное. «Поэтому никогда не оставляйте ни одного человека без любви или без надежды на него, ибо возможно, что даже самый блудный сын может быть спасён; что самый злейший враг, увы, бывший вашим другом, возможно, снова станет вашим другом; возможно, что тот, кто опустился ниже всего лишь потому, что он стоял слишком высоко, возможно, снова поднимется; возможно, что остывшая любовь снова разгорится: поэтому никогда не оставляйте ни одного человека, даже в последний момент; не отчаивайтесь, нет, а лучше надейтесь всего!»
Следовательно, «это возможно», пока отчаявшийся и любящий соглашаются с одним и тем же; но затем они навечно разделяются, ибо отчаяние не надеется для других, а любовь надеется всего. Отчаяние теряет храбрость и теперь иногда использует возможность в качестве восхитительного средства возбуждения, если кого-то может позабавить зыбкий, тщеславный, призрачный блеск возможности. Это достаточно странно и это показывает, насколько глубоко укоренилась надежда в человеке, что среди людей, застывших в отчаянии, можно обнаружить огромную склонность к играм и забавам с возможностью, к сладострастному злоупотреблению воображением. Холодно и дерзко отчаявшийся человек не будет надеяться по отношению к другому человеку, тем более трудиться над возможностью добра в нём, но ему нравится, когда судьба другого человека жонглирует возможностью; безразлично, надежда это или страх, ему нравится играть с судьбой другого человека, придумывать одну возможность за другой, как бы подбрасывая её в воздухе, в то время как сам гордо и недобро презирает всё это.
И всё же, по какому праву мы называем отчаявшимся человека, который отказывается от другого человека? Одно дело – отчаиваться самому, и совсем другое – отчаиваться по отношению к другому человеку. О, да, но если верно то, что понимает любящий, и если верно то, что человек, если он любящий, понимает то, что понимает любящий, что в каждый момент есть возможность добра для другого человека, тогда отказ от другого человека как безнадёжно потерянного, как будто для него нет никакой надежды – это доказательство того, что сам он не явлется любящим, и поэтому тот, кто отказывается от этой возможности – отчаявшийся. Никто не может надеяться, если он при этом не любит; он не может надеяться для себя, не любя себя, потому что добро бесконечно связано; но если он любящий, то у него также есть надежда по отношению к другим. И в той же мере, в какой он надеется для себя, абсолютно в той же мере он надеется для других; и в той же мере, в какой он надеется для себя, абсолютно в той же мере он является любящим. И в той же мере, в какой он надеется для других, абсолютно в той же мере он надеется для себя; ибо это бесконечно точное, вечное подобное для подобного, которое есть во всём вечном.
О, есть нечто бесконечно глубокое там, где есть любовь! Истинно любящий говорит: «Всего надейтесь, не отказывайтесь ни от одного человека, ибо отказаться от него – значит отказаться от своей любви к нему, ибо если вы не отказываетесь от неё, тогда вы имеете надежду. Но если вы отказываетесь от своей любви к нему, тогда вы сами перестаёте быть любящим». Но мы обычно говорим по отношению к любви в нас по-другому, высокомерно и недоброжелательно, как будто мы сами являемся хозяином и властелином своей любви так же, как человек – своих денег. Если кто-то говорит: «Я разлюбил этого человека», тогда он думает, что теряет именно «тот человек», который был объектом его любви. Говорящий даже думает, что он сохраняет свою любовь так же, как помогающий другому человеку деньгами, говорит: «Я перестал оказывать ему эту помощь», так что дающий теперь оставляет при себе деньги, которые раньше получал другой, тот, кто теперь потерял. Ибо дающий далеко не проиграл из-за такого изменения. Но с любовью дело обстоит иначе; может быть, проигрывает тот, кто был объектом любви, но проигрывает и тот, кто «отказался от своей любви к этому человеку». Он может не осознавать этого, он может не замечать того, что сами его слова насмехаются над ним, когда он говорит: «Я отказался от своей любви». Но если он отказался от своей любви, тогда он перестал быть любящим. Конечно, он добавляет: своей любви «к этому человеку», но это не помогает, так можно без потерь для себя поступить с деньгами, но не с любовью. Определение «любящий» не относится ко мне, если я отказался от любви к «этому человеку», хотя, увы! я даже вообразил, что проиграл именно он.