Дела любви. Том II

Блажен любящий, он всего надеется; и даже в последний момент он надеется на возможность добра для самого потерянного. Любящий научился этому от вечности; но только потому, что он был любящим, он мог научиться этому у вечности, и только потому, что он был любящим, он мог научиться этому у вечности. Горе тому, кто по отношению к другому человеку оставил надежду и возможность, горе ему, ибо тем самым он сам потерял любовь!

Любовь надеется всего – и все же никогда не постыдится. Мы говорим о стыде по отношению к надежде и ожиданию; мы считаем, что человек постыжен, когда его надежда или ожидание не сбываются. В чем же тогда стыд? Конечно, в том, что расчётливый ум человека не рассчитал правильно, что (к своему стыду) выяснилось, что он неразумно просчитался. Но, Боже мой! стыд не так опасен; в конце концов, он таков только в глазах мира, чьим представлениям о чести и стыде не стоит гордиться. Ибо то, чем мир больше всего восхищается и воздает честь – это рассчетливость, или разумные действия; но разумно действовать – это самое отвратительное из всего. Если человек умён, в определенном смысле это не его заслуга; и он не должен стыдиться развивать свой ум, тем более стыдиться разумно поступать. И это действительно так (что особенно необходимо сказать в эти умные времена, когда разум стал тем, что должно быть побеждено с помощью христианства, как когда-то свирепость и дикость), и если люди не научатся так же глубоко презирать разумные дела, как они презирают воровство или лжесвидетельство, тогда совершенно упраздняется вечное, а вместе с ним и всё святое и достойное чести; ибо поступать разумно – значит всей жизнью лжесвидетельствовать против вечности, значит красть существование у Бога. Ибо поступать разумно – это, собственно, и есть незавершённость, благодаря которой человек, бесспорно, продвигается дальше всех в мире, приобретает мирские блага и преимущества, и мирскую славу, потому что мир и мирские преимущества – в вечном понимании – это незавершённость. Но ни вечность, ни Священное Писание никогда не учили человека стремиться идти как можно дальше в мире; напротив, они предупреждают его не заходить слишком далеко в мир, чтобы по возможности сохранить себя чистым от осквернения мира. И если это так, то не представляется похвальным стремиться к тому, чтобы зайти как можно дальше в мир.

Если мы воистину говорим о стыде по отношению к надежде и ожиданию, то источник стыда должен лежать глубже, в том, на что человек надеется, так что ему, в сущности, одинаково стыдно независимо от того, сбывается надежда или нет; разница будет только в том, что, когда надежда не сбылась, возможно, в обиде и отчаянии проявляется, насколько крепко человек держался того, на что ему стыдно было надеяться. Если надежда сбылась, это, возможно, и не проявилось бы, но стыд по сути остался бы тем же самым.

Однако если человек надеется того, на что стыдно надеяться, независимо от того, сбывается эта надежда или нет, то на самом деле он не надеется. Связывать благородное слово «надежда» с чем-то подобным – это злоупотребление, ибо сама надежда существенно и вечно связана с добром, поэтому надеждой никогда нельзя постыдиться.

Постыдиться можно (чтобы на мгновение прибегнуть к неверному слову), надеясь на те или иные земные блага – если надежда не сбывается. Но стыд на самом деле не в том, что это не произошло, что надежда не сбылась; стыд в том, что теперь, когда человек разочарован, выясняется, насколько важным было для него это земное преимущество. Значит, это не надежда – это желание, стремление, ожидание, и поэтому человек может быть постыжен. – Можно постыдиться, отказавшись от надежды для другого человека – если вдруг окажется, что он спасён, или, даже возможно, что его падение было плодом нашего воображения. В этом случае на самом деле стыдно, потому что отказываться от другого человека, каким бы ни был результат – само по себе бесчестно. – Стыдно может быть и за то, что человек надеется на зло для другого человека – а оказывается, что все оборачивается для него добром. Мстительный человек иногда говорит, что он надеется на Бога, что месть настигнет того, кого он ненавидит. Но, поистине, это не надежда, а ненависть; бесстыдно называть это надеждой; кощунственно делать Бога своим соучастником в ненависти. Мстительный человек стыдится не того, что всё происходит не так, как он ожидал, но он стыдится и будет стыдиться независимо от того, что произойдёт.