Дела любви. Том II

Нет, любовь не ищет своего, потому что искать своего – это как раз и есть любовь к себе, эгоизм, своекорыстие, или какие бы ещё названия не придумывал нелюбящий разум. И всё же, разве Бог не есть любовь? Но Тот, Кто сотворил человека по образу и подобию Своему, чтобы он был подобен Ему, чтобы был совершенен, как Он совершен, то есть, достиг совершенства, присущего Самому Богу, уподобился образу, присущего Богу – разве Он Не ищет Своего? Да, он ищет Своего, а именно любви, Он ищет её, отдавая всё, ибо Бог благ, и есть только Один, Кто благ – Бог, Который отдает всё. Или Христос не был любовью? Но Он пришел в мир, чтобы стать примером, чтобы привлечь людей к Себе, чтобы они могли уподобиться Ему, могли воистину стать Его собственностью – разве Он не искал Своего? Да, Он искал Своего, отдавая Себя за всех, чтобы они уподобиться Ему в том, что принадлежит Ему – в жертвенной преданности. Но в этом смысле искать своего – это нечто совершенно иное, и отнюдь не то, что мы имеем ввиду, говоря о том, чтобы искать своего или не искать своего. Любовь – это именно жертва; то, что она ищет любви – это опять-таки высшая любовь. Так обстоит дело в отношениях между Богом и человеком. Ибо когда человек ищет любви другого человека, и ищет того, чтобы его самого любили – то это не жертва, ибо жертва состояла бы как раз в том, чтобы помочь другому человеку искать Бога. Только Бог безусловно способен искать любовь и Сам быть объектом этой любви, не ища при этом Своего. Но ни один человек не есть любовь. Поэтому, если человек стремится стать объектом любви другого человека, он сознательно и нечестно ищет своего; ибо единственный истинный объект любви человека – это «любовь», которая есть Бог, Который,однако, в более глубоком смысле не является объектом, поскольку Сам есть любовь. Поэтому, имея ввиду дело жертвенной преданности (а ведь это действительно не дело, не делать того или иного), поговорим о том, что:

ЛЮБОВЬ НЕ ИЩЕТ СВОЕГО.

Любовь не ищет своего: ибо в любви нет моего и твоего. Но «моё» и «твоё» – это только определение отношения «своего»; так что если нет «моего» и «твоего», то нет и «своего»; но если совсем нет «своего», то искать «своего» невозможно.

Правосудие познаётся в том, что оно даёт каждому своё, так же как и требует своего; иными словами, правосудие обращается к закону о «своём», взвешивает и разделяет; определяет, что каждому позволено называть своим, судит и наказывает, если кто-то не хочет делать различие между «моим» и «твоим». В этом своевольном, но всё же юридически оправданном «моём» индивид имеет право делать всё, что ему угодно; и если он не ищет своего каким-либо иным способом, кроме разрешённого правосудием, тогда правосудию не в чем его упрекнуть, и оно не вправе его в чём-либо упрекать. Так что каждый имеет право на своё. Как только он лишается своего собственного или как только он лишает другого того, что принадлежит ему, тогда вмешивается правосудие, ибо его долг – обеспечить общую безопасность, в которой каждый защищен в праве собственности.

Но иногда наступают перемены – революции, войны, землетрясения или другие ужасные бедствия, и всё приходит в замешательство. Напрасно правосудие пытается обеспечить каждому своё, сохранить различие между «моим» и «твоим»; оно не может этого сделать; оно не может удержать равновесие в этой неразберихе, оно теряет равновесие: оно отчаивается!

Ужасное зрелище! И всё же, разве любовь в некотором смысле, хотя самым благословенным образом, не приводит к такому же замешательству? Но любовь – это также событие, величайшее из всех, и при этом самое радостное; любовь – это изменение, самое замечательное из всех, но и самое желанное – мы говорим сейчас в высшем смысле не о том, что под воздействием любви человек изменился или изменяется; любовь – это переворот, самый глубокий, но и самый благословенный! Итак, в любви происходит замешательство; в этом благословенном замешательстве для любящих нет различия между «моим» и «твоим». Удивительно, что есть «ты» и «я», а «моего» и «твоего» нет! Ибо без «ты» и «я» нет любви, и с «моим» и «твоим» нет любви; но «моё» и «твоё» (эти притяжательные, то есть, выражающие принадлежность кому-то или чему-то, местоимения) образованы от «ты» и «я», и поэтому кажется, что они должны быть везде, где есть «ты» и «я». И это есть везде, только не в любви, которая является коренным переворотом. Чем глубже переворот, чем полнее стирается различие между «моим» и «твоим», тем совершеннее любовь. Её совершенство зависит в основном от того, чтобы не оставалось скрытого в глубине различия между «моим» и «твоим», следовательно, оно в основном зависит от полноты переворота. Чем глубже переворот, тем больше содрогается правосудие; чем глубже переворот, тем совершеннее любовь.