Читаем Дела любви. Том II полностью

Исчезает ли полностью различие между «моим» и «твоим» в земной любви и дружбе? В любви и дружбе происходит переворот в любви к себе, которая движима любовью к себе и этим противоречием между «моим» и «твоим». Влюблённый чувствует себя вне своего «я», не принадлежащим самому себе, погружаясь в это блаженное замешательство, так что для него и для возлюбленного, для него и друга нет разницы между «моим» и «твоим»; «ибо, – говорит любящий, – всё, что моё – это его… и всё, что его… это моё!» Как? Разве исчезла разница между «моим» и «твоим»? Когда «моё» становится «твоим» и «твоё» – «моим», то «моё» и «твоё» всё же остаются, только происшедшее изменение означает и подтверждает то, что это уже не первое, непосредственное «моё» себялюбия, которое противостоит «твоему». В результате обмена конфликтующие «моё» и «твоё» превратились в общие «твоё» и «моё». Поэтому в «моём» и «твоём» есть союз, совершенный союз. Когда «моё» и «твоё» поменялись местами, это стало «нашим», в котором сильна определенность любви и дружбы, по крайней мере, в этом они сильны. Но «наше» для союза есть то же самое, что «моё» для индивида, и «наше» образуется не из противоречащих друг другу «моё» и «твоё», ибо между ними не может быть союза, а из объединенных, обменявшихся местами «твоё» и «моё». Поэтому мы видим, что любовь и дружба как таковые – это только улучшенная и приумноженная любовь к себе; тогда как земная любовь, несомненно, есть прекраснейшее счастье жизни, а дружба – величайшее мирское благо! В земной любви и дружбе переворот самолюбия отнюдь не происходит достаточно глубоко, от основания; поэтому противоречие между «моим» и «твоим» первородного эгоизма все еще дремлет в них как возможность. Ведь именно обмен кольцами между влюблёнными считается важнейшим символом любви; поистине, это очень знаковый, но и посредственный символ любви – что они должны обменяться кольцами. И обмен ни в коем случае не устраняет различие между «моим» и «твоим», ибо то, на что я обмениваюсь своим, снова становится моим. Когда друзья смешивают свою кровь друг с другом, это, конечно, похоже на кардинальный обмен, потому при смешении крови возникает путаница: моя ли это кровь течет в моих венам? нет, это кровь моего друга; но ведь и моя кровь течет в венах моего друга. То есть «я» уже само по себе не является первым, но «ты», то же самое и наоборот.

Как же тогда полностью устраняется различие между «моим» и «твоим»? Различие между «моим» и «твоим» – это противопосталение, они существуют только друг в друге и друг с другом; поэтому если полностью устранить одно различие, то и другое также полностью исчезнет. Давайте сначала попытаемся в различии «моё» и «твоё» полностью устранить различие «твоё», что же мы тогда получим? Тогда мы получим преступления, нарушения закона, ибо вор, грабитель, мошенник, насильник не признаёт различие «моё» и «твоё», он вообще не признает «твоё». Но именно по этой причине он также совершенно теряет различие «моего». Даже если он сам этого не понимает, даже если он ожесточается против понимания, то правосудие понимает, что у преступника действительно нет «моего»; он как преступник находится вне этого различия, другими словами, чем богаче преступник становится за счёт украденного «твоего», тем меньше у него «моего». Теперь, в различии «моё» и «твоё» уберите полностью различие «моего», что же тогда мы получим? Тогда мы получим самопожертвование, самоотречение, истинную любовь. Но опять-же, если категория «твоё» полностью исчезает, что же тогда понимать рефлексии, даже если на мгновение это покажется странной мыслью? Для преступника – проклятие, что его «моё» исчезает, потому что он отменил «твоё». Для истинно любящего – благословение, что его «твоё» исчезает, так что всё принадлежит истинно любящему; как говорит Павел: «Всё ваше»[1], и как истинно любящий в определенном божественном смысле говорит: «Все моё». И всё же, всё же это только потому, что у него нет ничего «моего»; то есть, «всё моё, у которого нет ничего «моего». Но то, что все принадлежит ему – это божественная тайна; ибо, говоря человеческим языком, истинно любящий – это жертвенный любящий, самоотверженный, абсолютно самоотреченный любящий; он, говоря человеческим языком, обиженный, обиженный больше всех, хотя он сам делает себя таковым, постоянно жертвуя собой. Таким образом, он является полной противоположностью преступнику, который совершает правонарушение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1
А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1

Предлагаемое издание включает в себя материалы международной конференции, посвященной двухсотлетию одного из основателей славянофильства, выдающемуся русскому мыслителю, поэту, публицисту А. С. Хомякову и состоявшейся 14–17 апреля 2004 г. в Москве, в Литературном институте им. А. М. Горького. В двухтомнике публикуются доклады и статьи по вопросам богословия, философии, истории, социологии, славяноведения, эстетики, общественной мысли, литературы, поэзии исследователей из ведущих академических институтов и вузов России, а также из Украины, Латвии, Литвы, Сербии, Хорватии, Франции, Италии, Германии, Финляндии. Своеобразие личности и мировоззрения Хомякова, проблематика его деятельности и творчества рассматриваются в актуальном современном контексте.

Борис Николаевич Тарасов

Религия, религиозная литература
История Христианской Церкви
История Христианской Церкви

Работа известного русского историка христианской церкви давно стала классической, хотя и оставалась малоизвестной широкому кругу читателей. Ее отличает глубокое проникновение в суть исторического развития церкви со сложной и противоречивой динамикой становления догматики, структуры организации, канонических правил, литургики и таинственной практики. Автор на историческом, лингвистическом и теологическом материале раскрывает сложность и неисчерпаемость святоотеческого наследия первых десяти веков (до схизмы 1054 г.) церковной истории, когда были заложены основы церковности, определяющей жизнь христианства и в наши дни.Профессор Михаил Эммануилович Поснов (1874–1931) окончил Киевскую Духовную Академию и впоследствии поддерживал постоянные связи с университетами Запада. Он был профессором в Киеве, позже — в Софии, где читал лекции по догматике и, в особенности по церковной истории. Предлагаемая здесь книга представляет собою обобщающий труд, который он сам предполагал еще раз пересмотреть и издать. Кончина, постигшая его в Софии в 1931 г., помешала ему осуществить последнюю отделку этого труда, который в сокращенном издании появился в Софии в 1937 г.

Михаил Эммануилович Поснов

Религия, религиозная литература