Читаем Дела любви. Том II полностью

   Но что может быть столь удручающим, да, почти отчаянием, если наступает момент, когда непонимающий возвращается и ищет понимания, когда враг возвращается и ищет дружбы, когда тот, кто ненавидел, возвращается и ищет примирения – что может быть столь удручающим, если бы любящий угас, так что ни понимание, ни восстановление дружбы, ни новое примирения в любви не смогли бы привести к этой блаженной радости вечности? А, с другой стороны, что может сделать момент прощения, переход к примирению таким естественным, таким лёгким, как то, что любящий (как было показано выше) постоянным пребыванием избавился от прошлого, ведь тогда с его стороны примирение готово, как будто и не было никакой разлуки. О, когда двое знают о прошлом, или о том, что разлука длится уже долго, тогда прощение часто становится трудным столкновением, и отношения могут никогда не восстановиться полностью. Но любящий ничего не знает о прошлом, поэтому он всё равно делает это последнее дело в любви – он смягчает удар, и нет никого столкновения: легче перехода к прощению и быть не может. Как часто случалось, что двое были почти на грани примирения, но одному, как говорится, причинили боль. Если это так, то наверное потому, что всплыло что-то недоброе из прошлого. Но невозможно причинить себе боль тем, что мягче самого мягкого, любовью. Поистине, ни одна лодка, мягко скользящая по глади воды туда, где камыши останавливают ее и смыкаются вокруг неё, не может быть более уверена, что она ни с чем не столкнётся, чем тот, кто возвращается и ищет примирения с любовью, которая пребывает!

   Таков любящий. И что самое удивительное, что момент примирения мог бы стать бесплодной попыткой, напрасным усилием, потому что к тому времени любящий изменился – но он не допускает этого, ибо он пребывает, и никогда не истощается. И что переход к прощению должен быть таким же лёгким, как встреча с тем, кого вы видели час назад, что разговор о любви должен быть таким же естественным, как и с тем, с кем вы разговариваете, беглый темп должен быть таким же быстрым, как и между двумя людьми, которые впервые начинают новую жизнь – словом, не должно быть ничего, никакой остановки, которая могла бы оттолкнуть, ни секунды, ни доли секунды: любящий делает это, ибо он пребывает, и пребывая, никогда не истощается.


Глава 7  Милосердие – деяние любви, даже если оно ничего не может дать и ничего не может делать

«Не забывайте также благотворения и общительности»; но и не забывайте, что эта праздная светская болтовня о благотворительности и доброжелательности и щедрости и великодушии и дарах и пожертвованиях – как она немилосердна! О, пусть газетчики, сборщики налогов и приходские служители говорят о щедрости и считают и подсчитывают поступления; но давайте никогда не будем забывать того, что христианство по существу говорит о милосердии, что христианство в последнюю очередь обвинило бы в немилосердии бедных и нищих из-за того, что они не только нуждались в деньгах и так далее, но и отстранены от высшего, от способности проявлять милосердие, потому что они не могут быть щедрыми, милосердными, великодушными. Но проповедуют и проповедуют церковно-светски и светско-церковно о щедрости, благотворительности, – но забывают, даже во время проповеди-лекции, о милосердии. Это с христианской точки зрения неприлично. Бедный, сидящий в церкви, должен стенать, и почему он должен стенать? Может быть, для того, чтобы его стенание вместе с пасторским красноречием помогло бы открыть кошельки богатых? О нет, он должен стенать, он должен в библейском смысле «стенать» о проповеднике, потому что, как раз тогда, когда ему так хочется помочь, он терпит величайшую несправедливость. Горе тому, кто поедает дома вдов и сирот, но горе и тому проповеднику, который молчит о милосердии, чтобы говорить о благотворительности! Проповедь должна быть исключительно и только о милосердии. Если вы умеете правильно говорить об этом, тогда благотворительность последует как нечто само собой разумеющееся и в соответствии с личными способностями каждого. Но знайте, что, если человек, говоря о щедрости, добывает деньги, деньги, деньги, знайте, что, умалчивая о милосердии, он немилосердно поступает по отношению к бедным и нуждающимся, которым тем не менее помогает богатыми дарами щедрости. Знайте, что если бедные и несчастные беспокоят нас своими просьбами, тогда мы сможем исправить это благотворительностью, но знайте, что намного ужаснее, если мы заставим бедных и несчастных, стеная о нас к Богу, как говорит Писание, "препятствовать нашим молитвам" из-за того, что мы жестоко обращались с бедными и несчастными, несправедливо не говоря им о том, что они могут проявлять милосердие.

Перейти на страницу:

Похожие книги

А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1
А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1

Предлагаемое издание включает в себя материалы международной конференции, посвященной двухсотлетию одного из основателей славянофильства, выдающемуся русскому мыслителю, поэту, публицисту А. С. Хомякову и состоявшейся 14–17 апреля 2004 г. в Москве, в Литературном институте им. А. М. Горького. В двухтомнике публикуются доклады и статьи по вопросам богословия, философии, истории, социологии, славяноведения, эстетики, общественной мысли, литературы, поэзии исследователей из ведущих академических институтов и вузов России, а также из Украины, Латвии, Литвы, Сербии, Хорватии, Франции, Италии, Германии, Финляндии. Своеобразие личности и мировоззрения Хомякова, проблематика его деятельности и творчества рассматриваются в актуальном современном контексте.

Борис Николаевич Тарасов

Религия, религиозная литература
История Христианской Церкви
История Христианской Церкви

Работа известного русского историка христианской церкви давно стала классической, хотя и оставалась малоизвестной широкому кругу читателей. Ее отличает глубокое проникновение в суть исторического развития церкви со сложной и противоречивой динамикой становления догматики, структуры организации, канонических правил, литургики и таинственной практики. Автор на историческом, лингвистическом и теологическом материале раскрывает сложность и неисчерпаемость святоотеческого наследия первых десяти веков (до схизмы 1054 г.) церковной истории, когда были заложены основы церковности, определяющей жизнь христианства и в наши дни.Профессор Михаил Эммануилович Поснов (1874–1931) окончил Киевскую Духовную Академию и впоследствии поддерживал постоянные связи с университетами Запада. Он был профессором в Киеве, позже — в Софии, где читал лекции по догматике и, в особенности по церковной истории. Предлагаемая здесь книга представляет собою обобщающий труд, который он сам предполагал еще раз пересмотреть и издать. Кончина, постигшая его в Софии в 1931 г., помешала ему осуществить последнюю отделку этого труда, который в сокращенном издании появился в Софии в 1937 г.

Михаил Эммануилович Поснов

Религия, религиозная литература