Дела семейные

– Спустись с парапета, Люси, и мы вместе споем. Честное слово.

Она продолжала петь.

– Прошу тебя, Люси, это не место для пения. Сойди с парапета, любовь моя, и подойди ко мне.

Она неожиданно протянула руку, и он помог ей спрыгнуть. Загрубелая ладонь Люси вызвала у него вспышку ненависти к Арджани. Он повел ее вниз по лестнице. Люси все пела и пела, пока они спускались на первый этаж.

У двери квартиры Арджани Люси повернулась и помахала ему рукой, как всегда делала, когда он провожал ее домой. Прежде чем закрыть дверь, она послала ему воздушный поцелуй. Он поспешно ответил тем же, стараясь заглушить боль в сердце.

Семейство Арджани осыпало его словами признательности, заверениями, что они немедленно свяжутся с близкими Люси, все сделают, чтобы помочь ей. Нариман испытывал только облегчение оттого, что все кончилось благополучно.

Через несколько дней Нариман позвонил Арджани в дверь, чтобы справиться, что сделано для Люси. Мистер Арджани снова рассыпался в благодарностях.

– Я рад вам сообщить, что Люси совершенно здорова! Она нормально ведет себя.

– Но тот ее поступок не свидетельствует о нормальности, ей нужен врач!

– Ну что вы, Нари, каждый может допустить ошибку!

Едва ли справедливо, – говорил Арджани, – отправить ее в психушку из-за той глупой мелодрамы – в конце концов, большинство женщин в определенный период жизни позволяют себе странные, необъяснимые выходки, ну что делать, тут же все дело в сложностях женской природы, то месячные, то климакс, то еще какие-то женские проблемы. Да что говорить, когда его собственная супруга – Господи благослови ее – после пятидесяти двух лет счастливой семейной жизни иногда делает такие вещи… которые приводят его просто в недоумение. Что касается Люси, то нет никаких претензий к ее работе, она любит детей, она и готовит, и убирает в доме. Отвести ее к доктору и рассказать, что она натворила, так доктор наверняка отправит ее в клинику. – Лично я, как ее работодатель, считал бы, что злоупотребляю своей властью, – закончил Арджани.

По временам Нариману хотелось взять инициативу в свои руки и заняться лечением Люси. Но исход его стараний было трудно предсказать. Он отлично знал о нечеловеческих условиях в государственных больницах, особенно в психиатрических, где больных держали в зарешеченных клетушках. Если у больного не было семьи, которая хоть как-то присматривала бы за ним, он был обречен на пожизненное заключение. Не желает же он для Люси такой участи?

Но напоминать Арджани о его ответственности он мог. Напоминания делались все жестче, пока в один прекрасный день Арджани не сказал ему, чтобы он перестал совать нос в чужие дела.

– Но я вынужден делать это, – сказал Нариман, – поскольку ваша совесть, похоже, покрыта мозолями.

– Боже мой, кто говорит о совести! Сам мистер Образцовый Супруг!

Йезад сначала пытался вникнуть в смысл Нариманова бормотания, но потом повернулся на бок, к Роксане, и заговорил о том, что ему было приятно повидаться с Джалом и убедиться, что тот наконец проявил хоть какой-то характер.

– Жаль только, что поздно. А то чифа и не вышвырнули бы из собственного дома!

– Кто знает? – вздохнула Роксана. – Все происходит в свое время.

– Ошибаешься, все должно происходить тогда, когда мы этого хотим.

И обнял ее, решив, что пришло время действовать по собственному принципу.

Улица еще не закипела утренней кашей транспорта и выхлопа, когда Йезад подошел к книжному магазину. Он ощущал перемену, что-то носилось в воздухе, может быть, предвестие декабрьской прохлады, которой уже пора потеснить жару.

Клиент со свеженаписанным письмом в руках с благодарностью склонился к ногам Виласа – по его словам, одними деньгами за такую бесценную услугу не отплатить.

Вилас отстранил его:

– Больше так не делай, а то перестану писать твои письма.

– Простите, Ране-джи, простите великодушно, – смутился тот и поднял ко лбу сложенные ладони.

Вилас жестом показал, что не сердится, отослал клиента и начал пересказывать Йезаду суть проблемы: семья решила продать одну из дочерей. Ей четырнадцать, а замуж ее выдают за шестидесятилетнего вдовца.

– Дед говорит, что ему нужна жена, а вся деревня знает, что он покупает себе рабыню. Семья продает девочку по самой банальной причине – всех не прокормить. Этот, для которого я написал письмо, приходится ей братом, он просит родителей повременить, обещает, что скоро пришлет денег.

Измученный Йезад нетерпеливо слушал очередной рассказ Виласа о жалкой жизни его клиентов. Он чувствовал, что больше не в силах выносить чужое горе и муки.

– Слушай, я нашел выход, – прервал он Виласа.

Изложив свой план вовлечения Капура в избирательную кампанию, он сказал:

– Твоя роль вот в чем: ты идешь в местную ячейку Шив Сены с жалобой на всех этих Санта-Клаусов, которые заполонили Марин-Лайнз и Дхоби-Талао. Объясняешь им, что это вторжение чужеземной культуры, и требуешь их вмешательства. Что головой качаешь?

Вилас рисовал каракули в блокноте.

– Как я могу повлиять на Шив Сену?

– Ты можешь прийти в ячейку с жалобой, как лояльный маратх, как патриот Индии, как верующий индус!