Дела закулисные

Франтишек, на какой-то миг устыдившись роли, которую с таким легкомыслием взял на себя, тем не менее продолжил игру и в соответствии с выработанным планом признался в своем дублерстве. Он и не подумал открывать истинное место своей работы. И Ада Горски с его подачи превратился в ассистента кафедры архитектурного института, на прошлой неделе волей судеб уже обретший после долгих поисков партнершу. Себя Франтишек произвел в его ученики, нет, скорее, в младшего коллегу и друга, накинул себе два года и четыре семестра учебы, заказал дважды по двести граммов чинзано со льдом, и весьма явственное поначалу разочарование Евы стало понемногу таять, как лед в бокале с волшебным итальянским напитком.

Пани Еве было двадцать восемь, разведена уже более года, бывший муж, гитарист бит-группы «Black Power», в шестьдесят восьмом не вернулся из гастролей в ФРГ и теперь посылает ей нерегулярно, с большими интервалами, символические алименты, каталоги «Неккерман» и журнал мод «Бурда». Франтишек с некоторым злорадством подумал, что такая дамочка не больно нужна Аде, блаженствующему где-то в Добржиховицах. Но, сообразив, что пани Еве прежде всего необходим слушатель, приготовился слушать. Он кивал головой, иногда задавал наводящие вопросы, а время бежало и бежало.

— Честно говоря, — созналась пани Ева, приняв уже три раза но двести вермута, — я не то чтобы совсем не хочу замуж, но пока не спешу. Наверное, боюсь, а может быть, что-то еще, но приятеля завела бы. Да. Такая тоска, особенно по выходным и в зимние вечера… И в летние ночи тоже, — добавила она чуть слышно и отбросила прядь волос, упавшую на подозрительно покрасневшие глаза.

У Франтишека, в чем мы уже не раз успели убедиться, сердце было мягкое, словно датский плавленый сыр «Буко», и потому он пригласил пани Еву поужинать «У лисички-сестрички». После ужина они усидели жбанчик Müller Thurgau, после второго жбанчика Франтишек взял ее за руку, и пани Ева руку не отдернула. Она стерпела и то, что он позволил себе обнять ее за талию, а позднее, уже на улице, на темной Карловой улице, в проходе с «Малого рыночка» на Михальскую, и кое-что еще. Под аркой на Гавельском Тржище они уже курили последнюю сигарету — из уст в уста, — и пани Ева шептала Франтишеку на ухо, наверное, в десятый раз:

— Ты, факт, мировой парень, Фанда!

Лестничные ступени дома, в котором жила Ева Машкова, были стерты многими поколениями жильцов и квартиросъемщиков, и Франтишеку приходилось не только подниматься с осторожностью, но еще помогать своей новой приятельнице, не очень твердо стоящей на ногах и сильно кренившейся набок. Электроавтомат в подъезде не работал, они поднимались при свете спичек, и это походило на ночное восхождение на Снежку. Но вот наконец достигнут четвертый этаж. Появилась связка ключей, и за дверью — квартира, ванная и явно не в полную силу используемая спальня с супружеским ложем.

Утро, слишком раннее и прохладное, застало Франтишека невыспавшимся и не понимающим, где он находится, пока из ванной комнаты не появилась пани Ева с мокрыми волосами, укутанная в красную махровую простыню.

— Как спалось? — спросила она чуть виновато, и Франтишек простонал, что у него трещит голова.

— Сейчас сделаю яичницу с гренками и крепкий черный кофе, сразу взбодришься, — заторопилась заботливая хозяйка, исчезая на кухне.

Франтишек огляделся и с удивлением отметил, что квартира не такая уж мещанская, как можно было ожидать. Он уже стал чувствовать себя как дома, но вдруг двустворчатые двери за портьерой, которых он не заметил, стали с тихим скрипом растворяться.

Мороз пробежал по его спине — столь потусторонней показалась ему эта медлительность. Киногерой схватился бы, вероятно, за карман пиджака, переброшенного через спинку стула, и выхватил револьвер, но Франтишек киногероем не был и на ношение оружия разрешения не имел. Ему оставалось лишь подтянуть одеяло к самому подбородку и замереть в такой недостойной позе, словно заяц, залегший в борозду, в надежде, что охотники и гончие его не заметят.

Но в дверях появился не ревнивец-любовник и не разъяренный супруг и уж вовсе не печальной памяти граф Дракула, а мальчуган лет пяти, с ангельски светлыми волосенками и невыразительным личиком. Он посмотрел не по годам взрослыми глазами на Франтишека и деловито спросил:

— Ты тот самый дядя, с которым у мамочки вчера было свидание?

— Ну да, — ответил Франтишек, с трудом приходя в себя, — похоже, что так! Это я и есть.

— И как вы провели время? — продолжал мальчик с явным знанием дела.

— Гм, — Франтишек смутился еще больше, — а почему ты спрашиваешь?

— Просто так. Потому что тетя, которая вчера вечером со мной оставалась, сказала маме: «Хоть время проведешь, коли ничего другого не выйдет».

— Ай да тетя! Ну что за тетя, — лепетал Франтишек, — видно, во всем разбирается, а?

— Нет, она не во всем разбирается, она из деревни, — ответил мальчонка серьезно, не замечая робких попыток Франтишека иронизировать.

— Н-да, значит, из деревни, — произнес Франтишек вежливо.