Вы думаете, что всемирный жид не пожалеет миллионов на тушение дела? Вы думаете, что этот всемирный ростовщик и мошенник не пригрозит во внешних займах? Вы думаете, он не пригрозит даже международными осложнениями, если дело Андрюши Ющинского не будет затушено?
Газета утверждала, что власти «уступили [евреям] вопреки закону, логике, правде, и самолюбию русского народа» и убийц никогда не привлекут к ответственности.
«Русское знамя» негодовало, что из Петербурга не прислали ни одного приличного сыщика и что дело якобы остается «под непроницаемым покровом тайны». Не исключено, что такая неосведомленность объяснялась обычным бюрократическим хаосом. А может быть, ее причиной послужила некая неразоблаченная интрига («интрига» и «камарилья» — два слова, чаще всего встречающихся на страницах воспоминаний царских чиновников). Однако у киевских и петербургских властей имелись веские причины не сообщать праворадикалам о ходе следствия.
На этом этапе расследования чиновники, негласно поддерживавшие «ритуальную» версию, похоже, испытывали сомнения. Они вынуждены были признать, что не смогли найти подходящего еврея, то есть такого, против которого нашлись бы улики. Поэтому пока держали в тайне от общественности выводы известного психиатра Ивана Сикорского, считавшего убийство Андрея частью «вендетты сынов Иакова». За неимением подозреваемого подобное открытие, притом что властям не удалось найти преступников, рисковало взволновать население и повышало вероятность погрома, которого правительство не хотело допустить «ни в коем случае». Пройдет еще несколько недель, прежде чем удастся найти подходящего обвиняемого.
Тем временем Красовский вел расследование в совершенно ином направлении.
Как позже с неодобрением вспоминал местный прокурор Брандорф, Красовский «не отличался особо стойкими нравственными качествами и способен был, в случае надобности, вести двойную игру». Ради того, чтобы сохранять свободу действий, Красовский вынужден был потакать черносотенцам, часто встречался с Голубевым и его главным сыщиком — некогда полицейским осведомителем, ростовщиком и бывшим владельцем борделя Розмитальским, в беседах с ними утверждая, что возможность ритуального убийства представляется ему вполне вероятной. Задачу Красовского несколько облегчало отсутствие на тот момент какой бы то ни было убедительной версии преступления: правдой могло оказаться
Почтение, с каким Лядов относился к Голубеву и его соратникам, равно как и другие его действия, еще нельзя было считать признаком созревшего антисемитского заговора. Красовский и другие следователи могли относиться к их намекам по своему усмотрению.
Сразу по прибытии в Киев Красовский тщательно изучил вещественные улики. Он ужаснулся, узнав, что полиция и толпа народа разворотили все на месте преступления, оставив лишь ничтожные мелочи, с которыми можно было работать. На пропитанном кровью клочке наволочки, найденном в кармане тужурки Андрея, были обнаружены следы спермы — возможное указание на сексуальные мотивы преступления. На пряжке пояса отчетливо виднелись два отпечатка пальцев — над первой буквой слова «училище» и под ней — но, к сожалению, после того как их присыпали двумя разными порошками, «проявить» отпечатки уже не удалось. В отсутствие орудия убийства почти полсотни ран, нанесенных мальчику, не навлекали подозрений ни на кого конкретно. На тужурке Андрея остался грязный оттиск в виде маленькой елочки, оказавшийся следом редких галош фирмы «Колумб», однако ни у кого из фигурантов подобных галош не нашли. Глина, прилипшая к одежде Андрея, была идентична той, что имелась в пещере, и возможности определить, где совершено убийство, это обстоятельство не предоставляло, хотя Красовский и проверил одну важную гипотезу. Опираясь на метеорологические бюллетени, из которых явствовало, что температура в Киеве поднималась выше нуля лишь два дня, 16 и 19 марта, Красовский пришел к мысли, что тело перетащили в пещеру в один из этих дней, когда глина и листья могли пристать к одежде мальчика, а затем присохнуть. (Этот вывод противоречил результатам вскрытия, показавшим, что тело перенесли в пещеру еще в состоянии трупного окоченения, то есть в течение двенадцати или двадцати четырех часов с момента смерти.) В конце мая Красовский осмотрел кирпичный завод Зайцева, но, как и Фененко, ушел оттуда в полной уверенности, что убийство произошло не там. Он кратко переговорил с Менделем Бейлисом и попросил его показать свои галоши. Галош фирмы «Колумб» у Бейлиса не оказалось — лишь поношенная пара популярной фирмы «Проводник».