Дело Бейлиса и миф об иудейском заговоре в России начала XX века

Чеберяк спокойно признавалась, что ослепила своего любовника, француза Павла Мифле, плеснув ему в лицо серной кислотой. Как ни в чем не бывало она объясняла знакомым, что всего лишь отплатила Мифле за то, что тот ударил ее по лицу. По другим рассказам, она сделала это в припадке ревнивого бешенства. Каковы бы ни были причины, побудившие Чеберяк покалечить любовника, на суде ее оправдали. Мифле выступил в защиту Чеберяк, сказав, что простил ее, и его слова подействовали на присяжных. После оправдательного приговора их отношения продолжились. Чеберяк сопровождала Мифле в больницу и во французское консульство, где ему как инвалиду назначили небольшое пособие — около пятнадцати рублей в месяц. Она часто навещала его и иногда приводила приятелей обедать к нему в квартиру, расположенную в том же доме, где жила она, только двумя этажами ниже.

Чеберяк испытывала непреодолимую тягу к преступлениям и лжи, действуя под влиянием момента. Она утверждала, что ей двадцать девять лет и что она дочь священника Владимира Сингаевского из Житомира (приблизительно в ста пятидесяти километрах от Киева), который умер, когда ей было шесть лет. На самом деле, как показывает запись в церковной книге, она была крещена 26 августа 1879 года, а значит, весной 1911 года ей был тридцать один год. Женя, сын Чеберяк, сначала сказал полиции, что ему двенадцать, а на самом деле ему было без малого четырнадцать, то есть она родила его в семнадцать лет. Вместо отчества в документах Веры Чеберяк значилось «незаконнорожд[енная]». Чеберяк была дочерью Юлиании Сингаевской из семьи однодворцев (которые были несколько выше обычных крестьян по статусу) и неизвестного мужчины. Благодаря запросам следователей позже удалось выяснить, что никакого священника Владимира из Житомира не существовало.

У Чеберяк было еще одно прозвище — Верка-Чиновница. Когда семнадцатилетняя Вера вышла замуж за Василия Чеберяка, сына отставного капитана, который был старше ее лет на тринадцать, этот брак существенно повысил ее социальный статус. В отличие от матери Андрея Ющинского, которой удалось найти мужа, несмотря на внебрачного ребенка, мать Веры Чеберяк, по-видимому, замуж так и не вышла. От другого мужчины Юлиания Сингаевская родила еще одного внебрачного ребенка — Петра. Вероятно, у Веры было тяжелое детство, и Василий должен был казаться ей спасителем. Однако, хотя Василий был образцовым служащим Киевского центрального телеграфа и успешно продвигался по службе, он никогда не зарабатывал больше сорока семи рублей в месяц — обычной и достойной зарплаты рабочего. Чеберяк — самовлюбленная, склонная к театральным жестам, жадная до эмоций и материальных благ, привлекавшая определенного типа мужчин, — не могла удовлетвориться положением «чиновницы». Воровской притон стал для нее источником дохода и чувственных наслаждений.

Француз Мифле был далеко не единственным ее любовником. Было много других. Зимой 1910–1911 года в ее шайку входили девятнадцатилетний Митрофан Петров, который жил с ней какое-то время и которого Чеберяк называла своим квартирантом, восемнадцатилетний Николай Мандзелевский (Колька-Матросик) и Иван Латышев (Ванька Рыжий). Говорили, что со всеми ее связывали любовные отношения. Некоторых членов шайки она пыталась выдавать за своих «братьев», входил в нее и единоутробный брат Петр (по кличке Плис). Но полиция постоянно им интересовалась, и в Лукьяновке он показывался редко.

В трехкомнатной квартире Чеберяков, находившейся над казенной винной лавкой, происходили бурные пьяные оргии, шокировавшие всю округу. Некоторое время Василий Чеберяк спал в одной комнате с тремя детьми, тогда как во второй была Вера и те, с кем она развлекалась. Василий редко ночевал дома: на телеграфе он работал в ночную смену, уходил из дома вечером и возвращался рано утром, а зачастую выходил еще и в дополнительные смены, чтобы заработать денег сверх жалованья. В тех редких случаях, когда он приходил в неурочное время, гости Веры поили его до полного отупения, чтобы муж не мешал разгулу (в ходе химической экспертизы, проведенной полицией в ее квартире, на обоях были обнаружены следы спермы). Василий даже признавался соседу, что молодые люди, кажется, что-то подсыпают ему в стакан.

Полиция была уверена, что на совести Чеберяк добрый десяток краж. Мищук, удивлявшийся, почему ее до сих пор не арестовали, выяснил, что она была осведомительницей и выборочно предавала своих сообщников, чтобы иметь возможность продолжать собственное дело. Соседи отмечали, что она хорошо одевалась и постоянно меняла шляпы. Однако другие утверждали, что семья едва сводила концы с концами, мебель в доме была ветхая, а на еде приходилось постоянно экономить.

* * *

Женя Чеберяк поначалу признался Голубеву, что видел Андрея утром 12 марта, хотя вскоре передумал и стал отрицать, что видел в тот день Андрея или встречался с ним.