Дело Бейлиса и миф об иудейском заговоре в России начала XX века

Брандорф несколько раз просил у Чаплинского ордер на арест Веры Чеберяк, но тот отказывал ему, как ранее Мищуку. Тогда Брандорф попытался побудить к действию следователя Фененко, разделявшего его точку зрения. Однако Фененко не захотел портить отношения с начальством.

Но Брандорф не успокоился. Он подстроил арест Чеберяк корпусом жандармов, уполномоченным заключать под стражу любого, в ком видели потенциальную угрозу государству. А поскольку в конце августа в Киеве ожидали царя, который вместе с премьер-министром Столыпиным должен был присутствовать на открытии памятника своему деду Александру II, полномочия Киевского жандармского управления еще более расширились. Власти намеревались очистить город от любых нарушителей порядка. Генерал Курлов, столь решительно вмешавшийся, чтобы предотвратить погром после убийства Андрея, собирался на это время лично возглавить корпус жандармов. Ничто не должно было омрачить торжество, каким являлся приезд государя.

Поэтому, когда 9 июня жандармы арестовали очередную потенциальную нарушительницу под тем предлогом, что у нее «собираются подозрительные личности, причастные к политическому движению», никто не обратил на это особого внимания. На самом деле в доме Чеберяк собирались только ее молодые любовники и разного рода преступники. Брандорф счел, что убийца у него в руках, рассчитывая на ее добровольное признание.

Василий, муж Веры Чеберяк, тоже был преисполнен надежд: он надеялся, что после ареста Веры судьба наконец ему улыбнется. Жизнь с Верой, долгие ночные смены на телеграфе, перемежавшиеся унизительным забытьем попоек с ее любовниками, а теперь еще и постоянный страх перед полицейскими облавами — все это довело его до полного отчаяния. В жандармах на пороге своей квартиры он, кажется, увидел нежданное спасение. «Я освобожусь от нее, — сказал Чеберяк приятелю после ареста жены, — тогда и заживу нормальной жизнью».

Но надежды — как мужа, так и прокурора — могли сбыться только при условии, которое еще не было исполнено: признании ее вины. Чеберяк обладала поразительной способностью запугивать своих обвинителей, брать над всеми верх, воздействовать на них и ускользать. Правда, Брандорф и жандармский подполковник Иванов полагали, что теперь, когда Чеберяк заключили под стражу в порядке государственной охраны — то есть без адвокатов и возможности подать жалобу, — она станет уязвимее. Они были уверены, что в заключении, при непрерывных допросах — то есть в условиях, в какие никогда ранее не попадала, — Чеберяк непременно сознается.

Не менее важно было и то, что полиция могла теперь допрашивать Женю Чеберяка без матери. На предыдущих допросах мальчик явно показывал, что хочет сказать правду. Теперь, когда мать упрятали за решетку, мягкие расспросы должны были ослабить сковывающий ребенка страх. И действительно: когда Женю допросили через неделю после задержания матери, у него вырвались некоторые детали, совпадавшие с показаниями других свидетелей. Он подтвердил, что Андрей приходил к ним домой за порохом. «О порохе я боялся вам сказать при прежнем допросе, потому что думал, что за это вы меня будете бить, — признался Женя, — а теперь, когда вы мне объяснили, что следователи бить никого не могут, я и говорю вам правду». Кроме того, Женя подтвердил, что в последний раз, когда видел Андрея, тот был без пальто — и пальто мальчика так и не нашли. Но хотя Женя и признал, что Андрей к нему приходил, он настаивал, что было это не с утра, а в два часа дня, и отрицал, что это могло произойти 12 марта, в день, когда его друг пропал. Женя, по-видимому, был не в состоянии избавиться от чар своей матери, и следователи чувствовали себя обескураженными.

Более того, Женя внезапно заявил, что вспомнил одно обстоятельство, о котором забыл упомянуть на предшествующих допросах. По его словам, вечером 12 марта отец послал его в пивную за двумя бутылками пива. Там Женя встретил Федора, дядю Андрея, который «был очень пьян и еле стоял на ногах». «Увидя меня, — продолжал Женя, — он нагнулся и тихонько сказал мне: „Уже Андрюши нет, его порезали“». Его мать, которую допрашивали отдельно, рассказала несколько иную версию этой истории. Следователи заметили, что показания Жени противоречат рассказам многих свидетелей. Чеберяк, вероятно, подготовилась на случай, когда мать и сына будут допрашивать по отдельности. Рассказ выглядел как хорошо продуманная, но плохо соотносящаяся с другими фактами ложь, необходимая для того, чтобы отвести подозрения от нее самой.

Вера Чеберяк неизменно старалась бросить тень на главного или наиболее удобного в данный момент подозреваемого. После ареста матери Андрея она распространяла слухи о ее жестоком обращении с сыном. Когда следствие переключилось на евреев, она уверяла, что именно они совершили убийство. Теперь, когда считала главным подозреваемым Федора, она попыталась свалить вину на него.