В начале июля внимание следствия привлекли фонарщик Казимир Шаховской и его жена Ульяна, люди «бедные и опустившиеся», по выражению писателя Владимира Короленко. Они вместе пили, вместе работали, хотя в Лукьяновке часто видели, как Ульяна, пошатываясь, в одиночестве идет по улице, неся на плече лестницу, а местные мальчишки бегут за ней, помогая зажечь сто сорок фонарей.
Шаховские оказались первыми, а потому наиболее ценными свидетелями, видевшими Андрея неподалеку от пещеры 12 марта.
Как мы помним, 9 июля, на первом допросе, Казимир рассказал о встрече с Женей и Андреем, который просил взять его с собой на ловлю птиц. Ульяна тоже видела мальчиков чуть раньше, но не говорила с ними.
Казимир вполне правдоподобно объяснил, почему четыре месяца избегал обращаться к властям: «Я сам неграмотный, газет не читаю… Боялся я впутываться в это дело потому, что ходить мне по улицам приходится поздно вечером и рано утром меня всегда могут подколоть те, кому не понравится мое показание». И намекнул, кого особенно опасается: «По этому делу вы, следователь, лучше допросите живущих в одном дворе с Чеберяковым. Они вам расскажут, какого поведения сама Чеберякова, я же сам слышал, что она воровка, а больше про нее ничего вам сказать не могу».
Допрашивал его Адам Полищук, бывший сотрудник киевской сыскной полиции, которого вместе с еще одним бывшим сотрудником полиции Красовский почему-то оставил при себе в качестве помощников. Обоих незадолго до того уволили со службы за различные проступки, в том числе за то, что они «вели дружбу с преступниками». Красовскому было неведомо, что Полищук тайно сотрудничает с Голубевым. Возможно, Полищук думал, что ему представился случай реабилитироваться за счет влиятельных особ.
Восемнадцатого июля Шаховского допросили снова, и, судя по его ответам, на этот раз он попытался угодить следователям.
Усадьба, в которой живет Чеберякова, расположена с заводом Зайцева и отделяется от этой усадьбы высоким забором. 12 марта из усадьбы, где живет Чеберякова, свободно можно было пройти в завод Зайцева, так как забор там был полуразрушен, и части самого забора даже не было… <…> Заведовал всей усадьбой приказчик Мендель… Я знаю, что Мендель в хороших отношениях с Чеберяковой, и бывал у нее. Больше пока добавить ничего не имею.
Будущие обвинители здраво заключили, что невозможно игнорировать подозрения в отношении Веры Чеберяк. Ну а коль скоро перед ними стояла задача обвинить еврея, почему просто не сделать их сообщниками? (Эта версия, не подкрепленная никакими доказательствами, скоро заглохнет, но странным образом всплывет на суде, когда обвинение перепробует все способы склонить присяжных на свою сторону.)
Шаховской намекал на сообщничество Бейлиса и Веры Чеберяк, но этой догадки было мало, чтобы обвинить их в убийстве. Требовался рассказ очевидца, а не просто косвенное свидетельство. Девятнадцатого июля Полищук отправился к Шаховским с визитом, прихватив с собой бутылку водки. Он обрабатывал Ульяну, пока та не напилась до такого состояния, что уже еле ворочала языком. Полищук понял, что сразу сфабриковать показания не удастся. Нужен был свидетель, который сможет повторить свой рассказ в суде. Ульяну надо было подтолкнуть, чтобы она сочинила собственную историю. Наверняка она что-нибудь да знает, наверняка что-то слышала о Менделе. Операция предстояла деликатная: надо было варьировать дозу алкоголя и степень психологического воздействия, чтобы Ульяна произнесла необходимые слова, оставаясь достаточно пьяной, чтобы легко поддаваться внушению, но не напиваясь настолько, чтобы утратить способность к членораздельной речи. В какой-то момент Шаховская сказала то, чего от нее хотели. Полищук доложил: «Шаховская мне прямо сказала, что муж ее знает все и видел, как Мендель, вместе с сыном Давидкой, повели или потащили Андрюшу к печке».
Теперь требовалось официально взять показания. Но вскоре стало ясно, что добиться, чтобы одуревшие от водки муж и жена оба придерживались одной связной версии, — задача непосильная.
Двадцатого июля Казимира допросили в третий раз в присутствии Чаплинского. Он рассказал уже совершенно новую историю. Сам Шаховской, по его словам, не видел, как Мендель тащил Андрея, но знает, что это видел Женя: