Дело Бейлиса и миф об иудейском заговоре в России начала XX века

В голове у Мищука начала складываться новая гипотеза: он заподозрил, что Андрея умертвили «с целью симулировать ритуальное убийство и вызвать еврейский погром», так как, по слухам, в 1905 году Вера Чеберяк извлекла выгоду из погрома, прибрав к рукам несметное количество еврейского добра. Его догадки могут показаться дикими. Но он был прав, считая главной подозреваемой именно Чеберяк и намереваясь как следует взяться за нее и ее банду. Для того чтобы проверить свои догадки, он хотел арестовать Чеберяк: это была широко распространенная практика, когда подозреваемых задерживали и под давлением заставляли признаться в содеянном. Но когда Мищук посоветовал арестовать Веру Чеберяк, прокурор Чаплинский возмутился: «Зачем вы мучаете невинную женщину?!»

Тогда же Мищук начал плести интриги против Красовского. В письме к начальнику киевской полиции от 13 июня он обвинял Красовского в том, что сыщик якобы склоняет свидетелей давать показания против отчима Андрея. Начальник полиции переслал письмо губернатору, а тот, в свою очередь, — Чаплинскому, который начертал резолюцию: «Между Красовским и Мищуком очень плохие отношения».

Однако Красовскому никто не мешал заниматься родными Андрея. Он приготовился вытащить наружу их заблуждения, размолвки и обиды и построить на них собственную версию преступления.

В июне при обыске на рабочем месте Луки в переплетной мастерской обнаружили вырезки из правых газет, где говорилось о ритуальном убийстве, и засунутый в книгу клочок бумаги с заметками о расположении кровеносных сосудов в височной области — в эту часть черепа Андрей получил около тринадцати ударов. Двадцать шестого июня Красовский распорядился арестовать Луку. Арестовали также его брата и, вероятно, чтобы оказывать эмоциональное давление на подозреваемых, их слепого отца.

Красовский проследил, чтобы Луку в полиции переодели в другой костюм и примерили ему разные шляпы. Ему также сбрили бороду, постригли, покрасили волосы и брови в черный цвет, завили усы. Потом подозреваемого привели на то самое место на граничащей с пещерами улице, где печник Ященко видел «черного», «прилично одетого» человека (Лука в своем обычном виде никак не мог подпадать под это описание). Но, несмотря на все ухищрения, Ященко не смог с уверенностью утверждать, что видел именно Луку.

Сдаваться Красовский не собирался. В присутствии Луки два «свидетеля» (на самом деле полицейские в штатском) «опознали» Луку как человека, которого видели на месте преступления. Потрясенный Лука произнес что-то наподобие: «Арестуйте меня, но не мучьте моих родственников, отца и брата, которые ни при чем». И эту фразу расценили как признание. Красовский был убежден, что нашел преступника.

Брандорф, местный прокурор, тоже категорически не верил в «ритуальную» версию убийства Ющинского. Но он пришел к другому, куда более обоснованному выводу: Андрея убили по наущению Веры Чеберяк. Голубев, обнаружив в Жене Чеберяке свидетеля, невольно навел полицейских на след его матери. Каждый, кто говорил с Женей, не сомневался, что мать запугивает его и что он знает больше, чем говорит. Все, даже Чаплинский, понимали, что ею следует заняться как подозреваемой.

В конце мая Красовский вместе с другими полицейскими произвел обыск в доме Чеберяк. Процедура обыска предполагала присутствие гражданского свидетеля, и на эту роль пригласили Степана Захарченко, владельца дома. Захарченко ничего так не желал, как выселить все семейство Чеберяков. Он устал укрывать эту кошмарную женщину и не мог больше выносить ее пьяных оргий. Ее дети, таскавшие фрукты из его сада, тоже не вызывали у Захарченко сочувствия. Более того, он недавно узнал, что Чеберяк годами дурачила его дочь, державшую на той же улице бакалейную лавку: покупала у нее в кредит, а потом платила меньше, чем была должна. (Его дочь почему-то разрешала Чеберяк самой вести расчетную книгу.) Дочь Захарченко как раз подала жалобу властям. Вместе с отцом они собирались предъявить Чеберяк обвинение в мошенничестве. Отношения домовладельца с Чеберяк осложняло еще одно обстоятельство: он был дружен с Менделем Бейлисом.

Пока Красовский с двумя полицейскими осматривал квартиру, околоточный надзиратель Евтихий Кириченко завел разговор с Женей и спросил его об убийстве. «Он что-то хотел мне сказать, — рассказал на суде Кириченко, — но вдруг запнулся и сказал, что не помнит». Чеберяк стояла в той же комнате, несколько поодаль, так что Кириченко ее не видел. «Когда я спросил Женю, кто убил Ющинского, я заметил, что у него получилась судорога в лице», — сообщил Кириченко и уточнил, что боковым зрением увидел, как Чеберяк делала Жене «угрожающие жесты». Кириченко прервал беседу и направился к приставу рассказать о посетившей его догадке о причастности Чеберяк к преступлению. Он чувствовал, что больше ничем нельзя объяснить злобу, которую та проявляла при упоминании имени убитого мальчика.